Игорь Павлов - Азилум

– А вы точно помните? Может, вы ненароком просмотрели её?

– Нет, – она решительно провела пальцами по воздуху, – шкатулка всегда стояла в правом верхнем углу гарнитура. Возле статуэтки Будды. И её там не было. Я сначала не обратила внимания, а сейчас вспомнила.

– Хотите, поедем, проверим ещё раз? Машина внизу.

– Не стоит, – улыбнулась она, – в моём возрасте обычно на память ещё не жалуются.

– На мой намекаете? – улыбнулся в ответ Орлов, – А вы не помните, что там было, в этой шкатулке?

– Не могу сказать точно, я только один раз видела её открытой.

Она наморщила лоб и честно старалась вспомнить.

– Вот как? А что, шкатулка имела какое-то запорное устройство? – заинтересованно заёрзал на стуле гость, – Какой-то специальный шифр?

– Нет… шифр не помню. А вот механизм, который открывался двумя ключами, кажется, был.

– Так-так… и что же так надёжно хранилось? Наверно какие-то старинные драгоценности?

– Вы знаете, нет, – задумчиво покачала головой хозяйка, – Да и откуда у моей тёти драгоценности? Она всю жизнь проработала учителем физики и астрономии в школе.

– Тогда что же? Вы сказали, что однажды видели её открытой.

– Вспомнила! Там были письма. Деда. И какие-то схемы… Что-то вроде нарисованной от руки таблицы.

Орлов спрятал задрожавшие от нетерпения руки под стол:

– А вы уверены, что это были письма вашего деда?

– Да. Скорее всего. Я знаю его почерк, и, кроме того, я успела прочитать заголовок одного письма. Оно было адресовано какому-то Гимпелу…

– Любовь Самуиловна, а что было потом? – не выдержал Дмитрий, невольно подгоняя рассказчицу.

«К чёрту профессионализм!»

– Потом? Потом тётя закрыла шкатулку, и мы пошли пить чай. А вам налить ещё?

– Спасибо, – Орлов благодарно протянул чашку, – могу вам задать ещё один вопрос?

– Спрашивайте.

– Вы знаете, кем был ваш дед?

– Конечно, – спокойно выдержала его взгляд хозяйка, – Учёным. Астрофизиком. И большим ребёнком, как говорила моя тётя.

На островок они вышли к вечеру. Те триста метров, о которых говорил Ревенко, по степени затраченных усилий плавно переродились в километры – длинные, грязные и утопливые. Болото недовольно ухало, чавкало, крепко хватало за ноги и голосило комариным звоном, но, в конце концов, ему пришлось уступить. И на девяносто процентов – это была заслуга Вадима. Мощный как бульдозер, он не только тащил на себе всё снаряжение, но время от времени и самого профессора и даже Женю. Иносказательно, конечно. Но вряд ли им бы удалось добраться до этого твердого кусочка суши без его всепробивающей мощи и упорства.

– Три кочки мне на голову… мы всё-таки доплыли! – срубленным кедром рухнул на землю Ревенко и радостно засмеялся немного нервным смехом.

– Я не знаю, что вы сказали, коллега, но я с вами полностью согласен, – плюхнулся рядом профессор и тщательно протер платком очки.

Что касается Жени, то сил говорить у неё не было.

Блаженные минуты счастья были прерваны нежным звенящим звуком.

– Ручеёк! – удивлённо произнесла девушка и встала на ноги.

Она сделала несколько шагов вперёд и, за чахлой сосной, увидела журчащую ленточку.

– Смотрите! Здесь ручеёк!

Подошедший Ревенко опустил в воду руки и с наслаждением умылся:

– Холодная… только это не ручей, а родник.

– А что, есть разница?

– В сущности, нет, – отфыркиваясь, пояснил эколог, – но родник это именно место выхода источника на поверхность, а ручеёк – собственно, его водное ответвление.

– Вадим, я поняла, почему вы в тридцать два года холостяк, – наставительно заметила Женя.

– И почему?

– Догадайтесь!

Они оба прыснули.

Всё веселье испортил этот занудный англичанин, который ни о чём не мог думать, только как о работе.

– Коллега, – обратился он к Вадиму, – полагаю, мы сначала установим «Грант», а палатку немного позже. Вы не против? Мне не терпится просканировать ландшафт. А вы мисс Женя, если вам не трудно, разожгите спиртовку и приготовьте нам кофе, хорошо?

– Хорошо. И разогрею тушёнку.

– Спасибо. Вы очень добры.

Мужчины занялись своими мужскими делами, а Женя, вздохнув, принялась за кофе.

Часа полтора спустя, когда солнце, последний раз вызарив зелень болота, ушло на отдых, всё было готово. Палатка была поставлена, кофе благополучно выпит, тушёнка съедена, а на раскладном столике прочно обосновался «генератор аномальных турбуленций» или «Грант», мерцая овальным монитором, по которому иногда пробегали какие-то разноцветные искорки.