Арсен Зияд - История моего убийства. Книга-антидепрессант

– Мойша, меня всегда интересовало, почему ты такой жлоб! Даже когда твой брат смертельно болен, ты все о деньгах да о деньгах.

– Ты, – вколачивая второй косяк, произнес Мойша, – ты умрешь, а я-то здесь останусь. А здесь нужны деньги.

Мойша прикурил.

– На этом свете ты никому не нужен, если нет денег.

И он передал косяк мне.

– Деньги, деньги! Все! Все о них только и думают. И те, у кого они есть, наверное, делают одно и то же: берут пачку денег в ладонь, сверху прикладывают другую и начинают разбрасывать в стороны эти чертовы бумажки. Как в старых клипах осыпают полуголых девиц «риал-ричи-гангста-ниггаз». Или в новых, – сказал я, демонстрируя, как распыляю с ладони невидимые деньги.

– Деньги – сила, – поучительно сказал Мойша и, сняв тапки, закинул ноги на перила.

– Я вот все думаю: ну… сколько мне уже осталось?..

– Э-э, Мося, ты че завис?

– Нормально все, – я почувствовал, как мои глаза увлажнились и по щеке скатилась слеза.

Мне стало жаль себя, было чудовищно обидно от того, как жизнь несправедлива ко мне. И стало наконец-то все понятно и страшно от осознания того, что скоро наступит конец. Я прочувствовал всю тщетность порывов и страстей, когда-то одолевавших меня. Вот я был – и вот меня не стало. Почему-то я представил, как должен быть одет на собственных похоронах. И все эти мысли толкали меня в безысходность и грусть. Вот сейчас я есть, а после меня – ничего. Я плакал в голос.

– Моя жизнь, как плюшка гашиша! – хлюпая носом, сказал я.

– Че?

– Сначала я единое целое, потом, нагревая, меня отрывают, мнут, плющат, вдавливают, подготавливают. И вот, когда я готов, когда настало мое время свершить что-то грандиозное, жизнь ставит меня на уголек сигареты и я медленно тлею! Но отличие моей жизни от плюхи в том, что плюха оставит после себя сладкий дым, хоть и ненадолго, а я – ничего! Кроме вкладов своего дерьма в городскую канализацию, – договорив, я снова почувствовал, как по щеке скатилась слеза.

– Хм… Вклад дерьма в канализацию? Дерьмовые вклады… – задумчиво повторил Мойша. – Зря ты говоришь, что не оставишь после себя ничего. Помнишь того араба у которого мы постоянно покупали черешню? Так вот, купив у него черешню, мы шли по нашим улочкам, съедая мякоть, вставляли косточку между пальцами и «стреляли». Помнишь? Именно ты тогда выстрелил, попал в глаз проезжающему водителю мопеда, отчего он не справился с управлением и врезался в лоток того араба с черешней. Черешня упала на землю, покатилась по склону, перелетела через дорогу, не вся, а какая-то малая часть, докатилась до поля, упала в ямку и позже проросла. Да. Серьезно! Сейчас на этом поле выросло несколько кустов черешни. И это твой вклад, братишка, это благодаря тебе! Ты дал жизнь этим росткам! Ты отец этих деревцев! Ты черешни- батя!

– Ха-ха-ха! – рассмеялся я. – Де-ре-вце. Батя! Ну, хоть это радует, – я посмотрел на город и добавил:– А из него потом гроб сделают! – зачем-то ляпнул я, на что Мойша выдал, что я дебил, и добавил, чтобы с такими мыслями, я шел, отсюда, куда подальше. Мы засмеялись ещё громче.

– Я недавно видел Мару. Она шла со своим сыном. Он большой уже стал, на тебя в детстве похож. Ты бы зашел как-нибудь к ним на последок, а? Мось.

Я ни чего не ответил Мойше.

* * *

На следующее утро Мойша позвонил мне. Можно сказать, что сделал он это даже слишком рано, так как своим звонком разбудил меня. Мойша радостно прокричал в трубку телефона, что нашел нужного мне человека. Его звали Иван Иванов. Он был родом из России, эмигрировал лет десять тому назад из-за каких-то криминальных проблем на Родине. Мойша сообщил, что в России Иван был знатным бандитом, и прихлопнуть меня ему не составит никакого труда. Через пару часов я уже направлялся по указанному адресу: Эндовая стрит, 19.

Иван жил в самом криминогенном районе нашего города. Знаменитый на весь город «ЭндЛэнд». Поэтому добираться до него пришлось очень долго. Я никогда не был в этом районе, и если б не этот Иван, то, наверное, никогда бы и не появился здесь. И как можно тут жить?

Мой визит не остался незамеченным. Сразу почувствовал, что за мной наблюдают. Сначала нутром, а потом уже и ясно осознал, что из-за темных штор грязных окон этих полуразвалившихся бараков на меня кто-то внимательно смотрит с того самого момента, как только моя нога переступила черту, разделяющую мой привычный мир с этой помойкой. Особенностью «ЭндЛэнда» было то, что любой, скрывающийся или убегающий от полиции, забежав сюда, не будет пойман. Он просто растворится среди сотен узких проходов, среди сотен дверей, которые всегда наглухо закрыты, среди бесконечных нор, что, как вены, тянутся под землей по всему периметру района. Да и полицейские бывают здесь только тогда, когда происходит крупное преступление и его не успевают «замять» до появления в вечерних новостях. Сранный «ЭндЛэнд»! Вот именно сейчас, пока я шел по этому району, мне вдруг захотелось жить! Вернее, мне не хотелось сдохнуть тут! Именно в этом районе! В любом другом районе – пожалуйста, но, ссука, не в этой жопе!