Вдруг, Профессор резко поднялся и опёрся на руку. На лице его было такое выражение, будто он прислушивается к чему-то одному ему слышному и явно тревожащему его.
– Боже ж мой, как я, оказывается, далёк от всей этой сумасшедшей прелести! – растерянно сказал он. – А ведь приехал-то я сюда именно для того, чтобы быть ближе к природе. —
– Мне вас жалко, – сказал Пенкин.
Профессор медленно перевёл взгляд на него:
– Поймите, если я даже перед самыми окнами своего института разведу райский сад, всё равно, находясь в лаборатории, я буду невероятно далёк от этого рая и так же неразрывно близок к аду, в который я, как учёный, лезу. Профессор снова прилёг, подложил руки под голову и смотрел вверх, где шумели пронизанные светом кроны деревьев.
– А зачем вы лезете в ад? – спросил Пенкин.
– Мы уже говорили об этом – баланс не должен стать опасным. – пояснил Профессор.
– Значит, вы всё же лезете туда, чтобы сохранить рай на нашей земле? —
– Статьи в повременной печати о борьбе учёных за мир я читаю исправно, – насмешливо сказал Профессор, намекая, что их нужно читать и учителю.
– А сами в этой борьбе не участвуете? – в тон ему, насмешливо, быстро спросил Пенкин.
– Миру на той стороне интересно не то, что я изреку публично, «с трибуны», а то, про что я молчу, что секретно. – Профессор тихо рассмеялся. – моё молчание тоже входит в расчёт баланса.
Пенкин поднялся и сел, и смотря на Профессора, сказал:
– Извините вы меня за грубость, но вы говорите чушь. Неужели вы не понимаете, как важно людям услышать и ваш голос, – так сказать, для количества: что вы думаете о сохранении на земле мира. —
– Извините и вы меня за резкость, – ответил Профессор, – но и вы ни черта не понимаете, что мы, лезущие в ад, постигаем нечто такое, ещё вчера непостижимое, а это начисто отучает нас от примитивного мышления. —
– Сверхчеловеки? – спросил Пенкин.
– Совсем нет. Но мне иной раз кажется, что между моей наукой и тем, что делаете вы, расстояние в целый век. —
– Не забудем, для порядка в споре, что всё для вашей науки дали мы… – народ, спокойно сказал учитель Пенкин, с любопытством смотря на Профессора.
– Ну, по истории, – тёмный купец Савва Морозов, как известно, финансировал революцию, – мгновенно парировал Профессор.
– Во-первых, не тёмный, – спокойно возразил Пенкин. – Во-вторых, ваше сравнение – из области демагогии. —
Профессор задумался и рассмеялся:
– согласен. Беру его обратно. И заменяю вопросом конкретным. Объясните мне, пожалуйста, закономерность существования в одной и той же строящей коммунизм стране, – меня, учёного, моей работы – и вот этих мошенников с их жульническими шайками. Объясните. —
– Легче лёгкого, – ответил, смеясь Пенкин. – Государства в наш век не геометрически закрытые сосуды, они сообщаются, и происходит взаимная диффузия идей. И наши мошенники-жулики, не желающие жить по законам социализма, есть не кто иные, как лазутчики из того, другого мира капитала. Другими словами, как бы вам ни казалось, что вы со своей наукой вырвались в некий непознаваемый космос и обрели там философскую невесомость, – на самом деле вы всё время вместе с нами, людьми, подчинены вульгарному земному притяжению, и вы вместе с нами ведёте старую как мир борьбу – классовую, идейную. Конечно, догма есть догма, но наша мудрая и хорошо видящая даль истории старушка – философия – заботливо ведёт нас вперёд и вас и нас, грешных.
И забудьте о том, будто для вас необходимо выработать какую-то особую философию, помогающую вам чувствовать свою связь с грешной и отсталой землёй.
Это – опасное кокетство своей исключительностью. Вы, наверное, читали книги ваших западных коллег? Посмотрите, как они раскрывают перед нами наипростейшую формулу своего бытия: сначала наивное горение во имя чистой науки, но, как только на этом огне зажарились какие-то конкретные каштаны, начинается вторая биография – рассказ о том, как его купили за чистоган, с потрохами или без, продешевил он или сумел сорвать куш. Но, как правило, все они, возвышаясь в науке, отрывались от земли и своего народа, не случайно многие из них так легко меняли и землю и подданство, слепо идя туда, где им давали деньги а их возвышенные эксперименты. А потом бывало, что они проклинали собственные открытия… – Пенкин встал, и прошёлся от костра к дереву, посмотрел на реку и вернулся к Профессору.
– Вот так, дорогой академик. Извините, что я позволил себе пропагандировать. Но я всё-таки учитель, а все мы «ученые» простыми учителями! —
Читать дальше