Евгений Колобов - Золото Сербии

Разглядеть среди камней Грицко без привычки практически невозможно. Пластун, зная своё дело, двигался бесшумно, не тревожа веток. Гамаюн и сербы только угадывались. Батька Швырь, повинуясь команде застыл чёрным камнем без движенья. Вот ведь две противоположности – две разные опасности. Для Швыря каждый бой мог стать последним и умереть он на старость собирался героической смертью, чтоб «сынкам меньше досталось иродов-супостатов». Я и сейчас вижу, как он говорит эти слова с прибаутками, пряча улыбку в седые обвислые усы. А глаза так и зыркают по сторонам, внимательно оценивая обстановку. Слишком много шуток в речах пластуна над своими годами, но не хотелось бы оказаться под его прощальным обстрелом.

Грицко литературных журналов не читал, даже не знал что такие существуют, а был строгим рационалистом. Все свои жизненные движения делал по кратчайшей прямой, не задумываясь как он будет выглядеть со стороны. Сухой как камыш. Стойким стеблем гнулся под любым ветром, но не ломался. И не собирался. Он просто воевал. Уползая ужом из любой засады, выбирал новую позицию, стрелял, рубил, а то и бросал нож или камень с неожиданной стороны.

Заполучить такого пластуна в ватагу мечтал каждый атаман, суля золото и славу. А что мог предложить друг детства, сотник Билый, известный только в пластунских станицах? Уйти в дальний поход, из которого можно не вернуться? Чем пронять и, как достучаться до души? Хотя истина проста: пока не спросишь, не узнаешь.

…Сухой камыш шелестел под лёгким ветерком. Плавни. Безбрежное море камыша. Стоят, колышатся в выцветших стеблях тёмно-коричневые вытянутые шапки-папахи. Словно казаки застыли в вечном дозоре, наблюдая за тобой. Дальше за сухостоем сплошные ряды зелени. Тянутся к солнцу стебли, раскинуты в разные стороны. Сплетены – не пройти кажется. Только утки, цапли и чайки видят с высоты, где лиманы соединяются с морем, где реки делясь на многочисленные гирла и протоки, заросшие камышом.

Замотал башлык, так, что остались только глаза, тучи комаров уже ждут, жужжат:

– Давай к нам казаче, поспешай! Ждём.

Сейчас мне нужно найти «заход» в этот особый мир, где теряешь ощущение времени и направления. Человек в плавнях слышит только шелест листьев и жужжанье миллионов комаров. Для человека, случайно попавшего сюда, здесь нет ориентиров, только пластуны неизвестно как, находят нужные направления.

Забудь про прямые линии, про солнце и звёзды. Только память, внимание и чувство времени и расстояния. Сверху лист у камыша шершавый, не продраться, а кромка острая как бритва, режет открытые руки. Сотник замедляется, оглядывается. Всё верно. Не подводит чутье. Вон и «залом» в стенке камыша. Все стебли в одну сторону небольшой наклон имеют, а в этом месте природный порядок нарушен. Значит ему туда.

Через полсотни шагов, сухой жёлто-коричневый камыш начал меняться на жёлто-зелёный, вот и обманчиво-жизнерадостный зелёный. С каждым шагом земля становилась всё влажнее и влажнее. Поворот влево. Через час должна быть протока. Зелень, шелест, влажная жара. Потревоженные комары закрывают солнце. До вечера всё затаилось. Только гадюки бесшумно шныряют в поисках птичьих гнёзд, очень яйца они уважают.

Четверть часа по щиколотку в воде, теперь осторожней, иначе можно ухнуть с головой в протоку. Ныряй потом за винтовкой! Только по полосе пригнутых как морская волна камышей, узнаёт пластун противоположную сторону протоки. Быстро раздевается и ныряет в прогретую воду. Распугивая серебряные стаи рыбы, подныривает под волну камыша. Вода прозрачна, но его транспорта не видно. Проплыв метров пятьдесят, периодически ныряя, нашёл и в несколько приёмов вытащил четырёхметровую тычку-шест и привязанный нему плотик-лодку. Привязав на камышину тряпицу, чтоб на обратном пути быстро найти место схрона, поплыл с плотом к одежде.

Час по протоке, стоя на крошечной деревянной площадке, управляя шестом, четверть часа посуху (по колено в воде). Теперь плотик на плечах, час по другой протоке, ещё волок. Узкая полоска чистой воды, делится на две, ему вправо и вот молибоговский балаган, стерегущий два конных прохода и водный путь по речке. Вёрстах в трёх другой балаган ещё дальше «крепостица» с пушкой. Такими сторожевыми линиями перекрыты все возможные тропинки и проходы, по которым немирные черкесы старались пробраться к стадам, отарам и табунам казаков.

Между балаганами хамыляли пешие и конные разъезды, станичники ходили на охоту и за рыбой, и всё равно время от времени отчаянные абреки проскальзывали к станицам. Чаще бесследно пропадали в негостеприимных плавнях или нарывались на балаганы и тогда пластуны, выбив их лошадей, загоняли незваных пришельцев в гиблые топи. Болотных трясин здесь нет, но когда проваливаешься по грудь в ил, а твёрдого дна нет. Чистой воды над илом на пару ладоней, причём, если ладони ставить параллельно поверхности, моментально выбиваешься из сил, без посторонней помощи чужак не выберется, а помогали не всем. Утонувших мусульман Аллах в рай не пускает.