Сначала Вадим мыл Катрин, и по тому, как он бережно нес ее, словно младенца, я догадалась, что это такая любовь, и что моя роль в этой тройке – это роль рабочей лошадки, смирной и с двумя ногами. И мне стало даже как-то спокойнее.
О прежней жизни мы не говорили, это словно считалось дурным тоном. Больше не вспоминали одноклассников, учителей, вообще людей. Вернее, вспоминали, но молча.
В свободное время, а его становилось все больше и больше, ведь в крестьянском хозяйстве есть мертвый сезон, – в свободное время я уходила гулять. Я шла по шпалам в сторону дизеля, пока не надоест. У меня было три приметы, отмечающие длительность маршрута. Поваленное дерево – это самый короткий, так, побыть одной. Сосна с раздвоенным стволом – это уже подальше, маршрут почти спортивный. И самый дальний – это когда мысли были длинными и не кончались – вел к небольшому оврагу, по дну которого бежал небольшой ржавый ручей.
Я думала, что мне жаль только человечество как таковое, и что на этой Войне я не потеряла никого, о ком хотелось бы кричать. Родители давно умерли. Мужики? Ну да, у меня их было в прежней жизни два – один собирался развестись с женой, но все откладывал, а вторым был мой сослуживец, веселый парень, с которым мы, обсудив какой-нибудь завиральный проект, потом «отдыхали» под музыку и хорошее вино. Ну да, этого было жаль, но рыдать не хотелось.
Подруг тоже было жаль, но они давно жили какой-то своей жизнью, выращивая детей, вывозя их к морю и устраивая в престижные гимназии, а потом в вузы. Вот этих детей было жаль очень, но они были не мои.
Я не успела расспросить Катрин, как они познакомились с Вадимом, а теперь уже не хотелось. Говорили, что после того, как родители умерли от алкоголизма, она пошла на панель. Потом родился и умер ребенок-олигофрен, так как Катрин тоже пила. А потом какая-то автомобильная авария. И вдруг через много лет нашей однокласснице Вале пришло письмо чуть не с того света – Катрин жаловалась на жизнь и просила хоть кого-нибудь при случае до нее добраться, при этом объясняла как (только дайте телеграмму, чтобы встретили). Валя разослала это письмо всем, кого удалось найти, но в основном народ пожимал плечами.
А я вот поехала…
Последние школьные годы мы не общались совсем. Катрин не могла простить мне победу в какой-то олимпиаде. Мне было все равно, а Катрин меня возненавидела. Она вешала на заборах объявления с моим адресом, что продается, мол хряк-производитель, или магнитофон фирмы Sony (тогда это было круто!). Но объявления были написаны детским почерком и цветными карандашами, так что никто всерьез не реагировал, только раз пришел какой-то парень за магнитофоном – так, на всякий случай.
И приснился мне тогда сон о Конце Света. Будто Землю решили захватить инопланетяне, но меня они почему-то любили. И вот когда я каталась на санках с горки, подходит ко мне один и говорит, что до Конца Света осталось минут сорок. Что будет страшная вспышка, и кто ее увидит, будет мертв. Но есть способ спастись – лечь на землю вниз лицом и крепко зажмурить глаза. И что я могу спасти еще 30 человек, кому успею рассказать об этом. Но только не больше, иначе они своим полем себя выдадут.
Понятно, что я сразу побежала домой, рассказала своим. Помчалась дальше, к подружкам. К одной, другой, третьей. Рассказала. Еще рассказала тетеньке на улице, просто мне она понравилась. А время идет, и остается минут пять, а у меня есть еще одно вакантное место.
И вот иду я по городу и выбираю, кого спасти. И вдруг вижу Катрин, она шагает навстречу, презрительно поджав губки. Она – враг, потому что так захотела. И становится совершенно ясно, что спасти надо именно Катрин. Потому что там, в новой жизни, совершенно необходим Враг.
«А сон был в руку», – невесело улыбнулась я.
* * *
В ноябре я заметила, что Катрин беременна.
* * *
Снегом все замело довольно быстро. Во дворе дорожки чистили лопатой, а дальше, в лес, можно было уйти только на лыжах.
Вадим уходил на охоту. Ружье было, но он предпочитал ставить ловушки для птиц. Наставит, а потом ходит с обходом. Был рябчик, из которого сварили бульон. Тетерева жарили прямо на огне, такая курица-гриль.
Редко, но попадались и зайцы. Шкурки проветривали на морозе, а потом посыпали солью. Какая-никакая обработка, а мех пойдет в дело. Шапки, сапоги…
Не хватало информации. Мне, привыкшей, что на любой вопрос можно получить если не ответ, то хоть наводку в интернете, это было особенно трудно. Изобретали «велосипеды», как сдирать шкуру, как ощипывать птицу. Но как-то справлялись.
Читать дальше