Заскочил вдруг Костомаров, днем. Казалось, год, ну месяц его не было. Но нет – только неделю.
– Думал, на три дня, а сумел вот целую неделю выкроить…
– Сегодня уезжаешь?
– Прямо сейчас. Проститься заскочил. Целую неделю сумел погулять в Москве!.. – Он глядел весело, молодцом.
И дальше пошли те самые разговоры о житейской ловкости – о том, как нам удается иногда обмануть начальника отдела командировок, жену или кого там еще нужно иногда обманывать, чтобы чувствовать полноту жизни, а не только ее половину.
Я провожал его до метро; и единственное, на что он жаловался в Москве, – на этот вот зарядивший мелкий дождь. Он дышал полной грудью, курил – и прятал меж затяжками сигарету в рукав дождевика, чтобы не намокла.
– Ты… ты передавай ей, когда ее увидишь, – сказал я. – Передай, что я люблю ее и что помню ее.
– Передам, – очень просто ответил он.
– Что я помню костер во дворе и как она бродила вокруг огня с моей тужуркой… – Я затянул паузу, сдерживая волнение.
Он повторил:
– Что ты помнишь костер и как она бродила с твоей тужуркой.
– Что мы когда-нибудь увидимся.
– И что вы увидитесь…
Было удивительно, что человек тебя понимает. Костомаров глядел серьезно и, не улыбаясь, повторял слово в слово.
– И что она была так прекрасна, что и похожих-то на нее не было и нет.
Он в точности повторил и это.
Впервые молодой Якушин услышал эту глупую фразу от тещи – точнее сказать, он подслушал. Это получилось нечаянно. В ванной он на минуту прикрыл воду в кране, и вдруг (в наступившей тишине) откуда-то с кухни донесся голос тещи:
– Раньше о таких, как твой муженек, знаешь что говорили?.. Говорили просто: не наш человек…
Жена сказала:
– Ну что ты такое выдумываешь, мама!
– Тсс. Он в ванной.
– Из ванной, мама, ничего не слышно. Но если даже и слышно – что, собственно, ты хочешь сказать?
Якушин услышал еще кое-что любопытное, но это уже были пустяки. А фраза тещи осталась в памяти – обожгла.
С утра он заспешил на работу, ни с женой, ни с тещей старался не разговаривать – боялся, что сорвется. Перекусил и пошел. Ему было двадцать лет, скандалить он стеснялся.
Ребята в магазине решили, что Якушин сегодня работает с прохладцей. Ленится, хотя и не лентяй.
Он отнес с кем-то в паре «Соню», потом «Марианну» – а потом, когда нужно было нести полдюжины негарнитурных стульев, он вдруг сел в сторонке и заскучал.
– Эй, – спросил дружок Валера, – ты что?
– Иди, – махнул рукой Якушин.
И продолжал сидеть. Шум и галдеж мебельного магазина тяготили его и не давали думать. «У меня работка – не заскучаешь. Шустрая!» – любил говорить он раньше. А сейчас шум и беготня раздражали. Якушин понимал, что в его ситуации надо бы как следует накачаться пивком – но по-настоящему пива он не пил. Не умел. Прошел в жизни стороной. Домашние на пиво смотрели очень косо.
Появились ребята:
– Ты долго филонить будешь?
Якушин объяснил – у него в семье большие неприятности. Нелады.
– Спору нет, – с горечью добавил он, – я рабочий в мебельном магазине. Обыкновенный работяга. А жена – техник, с отличием техникум закончила. Но зачем же нос задирать?
Якушин стал рассуждать.
Что, собственно, она имела в виду? Кто? Теща. Вокруг поднялся хохот. Закричали:
– Якушин! Зятек!.. Иди-ка лучше работай. План не дашь – теща тебя совсем заест.
Им было весело.
И только один сердобольный (из покупателей), услышав краем уха жалобы Якушина, стал утешать. Он был из тех покупателей, что часами толкутся в мебельном. Он ничего не покупал. Он никуда не спешил.
– Крепись! – говорил он Якушину.
Он дышал на Якушина портвейном и еле стоял на ногах. И утешал:
– Запомни, юноша, теща всегда была и будет недовольна зятем. И это правильно. Мудро.
– Почему?
– Потому что в этом – закон жизни. Зять любит взять.
Но тут появился начальник Якушина и сказал, что закон жизни совсем в другом – в труде, мой милый, в труде, и нечего так долго прохлаждаться.
– Где, я спрашиваю, ты находишься, – вспылил начальник, – на работе или нет?
Якушин молчал.
– Может, ты в Сочи приехал?
Якушин никогда не был в Сочи, но понял, что это что-то обидное.
– Я знаю, что не в Сочи, я в Москве, – буркнул Якушин.
– Спасибо. А я где нахожусь? – спросил начальник.
– И вы в Москве.
– Спасибо, родной. Значит, мы оба сейчас в Москве – а что же мы тут делаем?
– Работаем.
– Разве? – И он стал сверлить Якушина глазами.
Читать дальше