Дарья Лаптева - Аромат каприфоли. Продолжение следует…

Флор: «Спасибо тебе огромное, Эл, что ты полдня потратил, чтобы помочь совершенно незнакомым людям. Возьми, это тебе от нас (она протянула ему немного денег и бутылку виски)».

Елоу, как всегда, широко улыбнулся, обнажив сверкающие даже в темноте белоснежные зубы. Отказываться и смущаться он не стал: «Спасибо, девчонки. Денежку возьму, она пойдет на пользу. А спиртное оставьте себе, обмоете новоселье. Был рад вам помочь. Не знаю, чего вы сюда переметнулись в одиночку, но ничего, обживетесь. Давайте, располагайтесь. Я не прощаюсь, на связи, если что», и он сунул в ладонь Флор клочок мятой бумаги с написанной на нем комбинацией цифр.

Флор вошла первая, глубоко вдохнула спертый, пыльный воздух. Первое впечатление – родным этот дом уже не будет никогда. Бриджит, как ни странно, было уже плевать, где спать: в доме с дерзкой раскраской или в парижском «Ритце» – лишь бы не на улице. Акито, виляя хвостом, пробежал внутрь и сел у лестницы на второй этаж. Обычно, заходя в свое новое жилище, постоянное или на время, люди хотя бы пару минут оглядываются, молчат, привыкают. Нет, здесь ничего такого не было. Флор бросила сумки на пол и сразу же поспешила искать, где в этом доме находятся туалет и душ. Бриджит села на пол по-турецки на свой чемодан и, достав из рюкзака припасенный после обеда пирожок с мясом, пару раз откусила от него, отдав остаток Акито: «Вот так. Будто родились здесь. А красивые сцены можно и в кино посмотреть»

Комнат было немного. Две на втором этаже и одна большая гостиная – на первом. Плюс кухня. По тому, как человек хранит свои вещи и как украшает обиталище – можно составить общее впечатление о его характере. Выйдя из душа уже в халате, Флор плеснула себе в стакан для зубных щеток немного виски и, держа его в одной руке, а в другой – чемодан, пошла выбирать – какая из двух комнат будет ее. Выбор стал очевиден уже через минуту – продолговатая комната с пепельно-серым оттенком стен. Нет, не потому что Флор не любила жизнерадостных цветов, просто другая комната была с жуткими обоями в ярко рыжие (даже не красные!) маки с кислотно-салатовыми листьями. Бриджит взяла вторую и была очень довольна, поскольку эта комната была значительно меньше, а она ненавидела убираться. Неожиданно, даже через две стенки Флор услышала, как сестра зовет ее, истошно вопя.

«Ну, что ещё?», – уставшая Флор хмуро подошла к сестре, в соседнюю комнату. Бриджит с широченной улыбкой, несмотря на Флор, промямлила: «Ничего-ничего, проверяла какая здесь слышимость», и с загадочной улыбкой добавила вполголоса: «Кто знает, чем я здесь буду заниматься».

Флор не выдержала: «Я тебе скажу, чем ты здесь будешь заниматься – драить полы и выскребать остатки жратвы из-под кровати!», – и с грохотом закрыла дверь, с другой стороны.

Все окна были наглухо занавешены. Энергия улиц не могла пробиться сквозь плотную синтетическую ткань. В этом доме уже давно не было жизни. Даже пыли почти не было, что несказанно порадовало Бриджит. Флор было все равно где оставить свои вещи, но ее, несомненно, радовала и успокаивала хоть какая-то стабильность на ближайшее время. Бриджит же хотела сделать из этого сарая свой дом… Дом, куда ты приходишь с радостью. Дом, хранящий твой запах. Дом, где развешаны постеры твоих кумиров. Дом, где легко дышать и не так больно плакать по ночам.

Утром Бриджит первым делом выкинула все вещи из сумки на кровать и, недолго думая, в два приема затолкала их в шкаф, живописно забив все полки разноцветным тряпьем. Потом зачем-то долго ползала под кроватью. Надежда на чудо не подвела. Старый дешевый радиоприемник со сломанной антенной. Только ей и Богу было известно – зачем он ей понадобился. На подоконнике стояла засохшая герань. Оживить ее были не в силах даже боги Олимпа. Поэтому Бриджит решила, что лучшим дизайнерским ходом будет очистить горшок от сухоцвета и лаком для ногтей нарисовать на нем кривые яркие герберы. Поэтому, когда Флор вошла в ее комнату, она красным лаком заполняла лепестки. Флор на несколько секунд задержала дыхание, чтобы не спугнуть мгновение… Та же поза – подогнутые под себя ноги, голова на бок и волосы, убранные за уши… Бриджит всегда ненавидела, когда волосы убирались за уши, и только когда она рисовала – ничто не должно было ей мешать. Флор улыбнулась. Те же резкие движения и неправильно подобранные краски. Еще один изуродованный горшок. Раньше это были мамины горшки, которые словно стесняясь своей неестественной окраски и жутких рисунков, прятались за широкие спадающие листья растений.