Сергей Кожин - Выше Севера – там, где Юг

Максим никогда в жизни не видел такого заката. Небо горело как в последний раз. Всё вокруг стало пурпурно-розовым. Облака растворились в этом пламени, но солнца нигде не было видно.

“Где мы?”– спросил Максим у штурмана.

Но ответом ему было молчание. Тогда Максим нетерпеливо оглянулся. Но не увидел ничего. Самолёт просто растворился в этом огромном небесном костре. Кресла и приборной доски тоже не было. Максим просто летел сквозь пылающее небо, нелепо растопырившись на невидимом сидении. И как будто в ответ на незаданный вопрос навстречу ему понеслась тихая, но грустная песня. Пела девушка, как будто жалуясь самой себе на большую, но несбывшуюся любовь:

«Потеряла девка золоты клюци, да

Потеряла девка золоты клюци, да

На атласной лентоцке, да

На атласной лентоцке, да…»

И тут Максим проснулся. За окном только-только начинался робкий ноябрьский рассвет. Падал тихий пушистый снег. Ольги рядом уже не было. Накинув только легкий халатик она вовсю шуровала у большой русской печи и напевала приснившуюся Максиму песню. Он некоторое время любовался ловкими движениями молодухи, но тут от неосторожного движения предательски скрипнул диван и Ольга обернулась: “А проснулся, сокол залётный. Погодка-то налаживается. Выпустят вас сегодня.”

Максим с облегчением потянулся: “Эх, Олька, так бы и спал здесь всю жизнь.”

Ольга засмеялась: “Иди кашу ешь, женишок. При живом муже, мне второй не положен. Да и зачем мне летчик? От вас законные-то стонут.”

“Стонут, а живут. Тем более мы ж местные линии. Почти всегда дома.” – Макс бодро спрыгнул с дивана и зашлепал к рукомойнику. Ольга оперлась о ухват и бросила ему в спину: “Слушай, я разводиться со своим не собираюсь. Хоть он и тюремщик, но жаль мне его. Дурак, конечно, а всё ж свой.”

Макс бодро окатил лицо из медного раритетного рукомойника и заухал от удовольствия. Потом долго растирался по пояс махровым полотенцем.

Прежде чем сесть за стол с ароматно пахнущей тарелкой распухшей гречневой каши, он подмигнул Ольге и указал на диван: “Может ещё?”

Та засмеялась: “Хватит. Неча вас баловать. Как в следующий раз с неба спрыгнешь, так и посмотрим.”

Максим с наслаждением воткнул ложку в рассыпчатую дымящуюся горку : “ А когда твой вернётся, будем продолжать?”

Ольга стала серьёзной: “Нет. Ничего не будет. Я забуду и ты забудешь. Буду женщиной честной, мужней и приличной.”

Макс прекратил жевать: “То есть со мной только неприличная может, да?”

Ольга вздохнула, переживая непонятливость полюбовника: “Насчёт других не знаю. Ты парень видный, симпатичный. Найдёшь свою вторую половину. А я…что я… женщине без мужика нельзя, тем более пять лет. “

Макс помолчал, потом продолжил сосредоточенно уплетал гречневую кашу обильно заправленную маслом и молоком.

О чём-то вспомнил и поднял глаза на Ольгу: “ А что это за песню ты пела?”

Ольга улыбнулась: “Эх ты, москвич и есть москвич. Это наша поморская. Про любовь злую…”

В сенях кто-то забухал сапожищами. Максим сноровисто прыгнул за выгородку и закрылся занавеской.

В избу влетела Матрена, местная почтальонша: “Олька! Где твой сокол?! Макс который? Да не прячься ты! Все итак всё знают!”

Максим конфузливо выглянул из-за неаккуратно задёрнутой занавески.

– Максим Александрович! Меня Илья прислал. Там твой Федька безобразничает!

– Чего случилось-то?

Макс прыгнул в штаны и быстро тянул на себя куртку и унты. Матрена в нетерпении прыгала рядом: “Выйди и увидишь! Он там такое творит!”

Как только Максим выскочил на улицу всё стало ясно. Над деревенькой жужжа крутил мертвые петли их бело-голубой АН-2. Обходя, как на слаломе любопытных замерших вразнобой на сельской улице с открытыми ртами, Максим помчался к избушке местного аэровокзала.

Вскочив внутрь он оттолкнул Илью – местного начальника аэропорта от микрофона, и что есть сил заорал в ребристую шишку: “Федька – урод, твою мать! Всё-всё матери и Людмиле расскажу! А ну быстро садись, гад!”

В микрофоне что-то щелкнуло и оттуда донёсся весёлый голос Федьки: “Завидно, да Саныч? Захожу на глиссаду, оппа!”

Когда Ан-2 распахнул пассажирскую дверь оттуда начали выпадать на снег деревенские девки. Все как одна становились на четвереньки и дружно блевали. Последним на снег молодцевато выпрыгнул Федька Погудин второй пилот Максима. Он дурашливо приложил руку к наискосок напяленной фуражке и весело отчеканил: “Докладываю! Курс начинающих стюардесс местной молодёжи успешно преподан! Разрешите приступить к работе.”