Вероника Ткачёва - Гребни с чёрными драконами. Серия «Лунный ветер»

Мне кажется, что именно после появления в доме гребней наша и так не очень-то беззаботная и не слишком сытая жизнь стала совсем уж тяжкой и печальной.

Сейчас трудно привести конкретные случаи. Всё происходило на тонком, неуловимом уровне. К примеру, все мы начали больше и тяжелее болеть. Особенно Светка, которая часто носила гребень. Болезни тянулись дольше, чем раньше, и оканчивались неприятными осложнениями. Люди стали нас избегать. Или же напротив – нападать ни с того ни с сего: в магазине, в автобусе, да просто на улице. Из ничего вдруг разгорался скандал – недостойный, склочный, несправедливый. И жертвами были мы со Светкой. Особенно она. Ну и мне доставалось рикошетом.

Всё это я теперь отчётливо понимаю, а тогда во мне жило смутное ощущение: что-то не так, нечто тёмное, страшное вошло, вползло даже и продолжает вползать и располагать свою зловонную тушу в нашей жизни, постепенно заполняя её собой, заменяя доброе и радостное чужеродным и зловещим.

Но потом судьба вдруг поворачивались к нам светлой стороной, и я говорила себе: нет, показалось, это пустые, глупые домыслы.

Наш ум всегда так действует – словно фокусник, пытается отвлечь внимание от главного, говорит нам: нет-нет, такого не может быть, подумай, этому нет логического объяснения. И ты ему веришь, потому что да, логическое объяснение отсутствует. Но ведь если факт не укладывается в простую логику – это не говорит о том, что чего-то не может быть. Просто из-за ограниченности знания ключевые звенья не входят в логическую цепочку. А ум уверен, что знает всё и обо всём. И, в душе помня об этом, всё равно каждый раз попадаешься – веришь уму, хотя сердце предупреждает о другом…

Первое настоящее несчастье случилось приблизительно через полгода после появления в нашем доме гребней с чёрными драконами – умерла баба Катя.

Она была молчаливой, скупой на эмоции, а иногда странной. Когда она готовила для всех нас привычную простяцкую еду – варила картофельный суп или жарила капусту с сосисками, – казалось, что она ведёт с кем-то диалог. Иногда баба Катя пожимала плечами, качала головой, удивлённо поднимала брови или хмурилась. В общем, было полное ощущение беседы с кем-то, видимым только ей.

Мы порой разыгрывали её – изображали одна другую, пытаясь выведать главный секрет: кого из нас она больше любит. Так я и не знаю до сих пор ответа на этот вопрос… Но она нас любила.

И мы её – тоже. И только после её смерти я поняла, насколько она была мне родной и дорогой. И то – не сразу. Тогда, в дни похорон, и потом, на сакральные девятый и сороковой, во мне всё будто застыло. Казалось, что и на меня распространилось трупное окоченение. И только потом, постепенно, боль вяжущими горькими каплями стала просачиваться в моё сердце и сознание. Я стала понимать, что значила для меня баба Катя. Бабушка, бабуля…

Поздно. Фатально поздно. И меня мучили воспоминания, как она пыталась обнять меня, погладить по голове, поцеловать в макушку, а я – дикарка такая! – вырывалась или, напрягаясь телом, терпела её неуклюжие, неловкие ласки. Да и где бы ей было научиться изяществу – одинокой, недолюбленной и никем не обласканной женщине?!.

После смерти бабушки я стала отчётливее догадываться о воздействии на нашу жизнь гребней с чёрными драконами. Я даже предлагала Светке продать их – с деньгами стало совсем туго, и это был разумный предлог. Но нет! Сестра закатила такую истерику, что я почти пожалела о сказанном. Светка меня упрекнула во всём: начиная от неблагодарности и заканчивая неумением хранить верность памяти умерших. И я сдалась. И оставила эту гадость у нас дома.

А потом мне приснился сон. Яркий. Страшный в своей отчётливости и логичности. Правда, логика была своеобразная, фантастичная, как в каком-нибудь голливудском триллере, но она была. И напротив, не было бессвязности, расплывчатости, перескакивания с пятого на десятое, которые присутствуют в обычных снах. И от этого он казался ещё страшнее.

Мне приснилась бабушка. Она сидела за столом в нашей комнате. Стул стоял боком, так, что бабушкины ноги были не спрятаны под столом, а видны. Бабушка сидела прямо, но довольно расслабленно, положив руки с переплетёнными пальцами на колени. Сквозь окно в комнату лился лунный свет. И весь он, словно прожектор, сконцентрировался на бабушке. Что-то театральное, постановочное было в таком освещении. Бабушка пристально смотрела на меня. Будто ждала, что я проснусь. Мне кажется, что во сне я и проснулась от её взгляда.