Литературная мафия Анны Старобинец: Лицом в сугробе лежит мой рыцарь

В старших классах Сергей и Олеся оба увлеклись биологией, зачитывались книгами про анатомию животных и человека. У Олеси была собака лайка по кличке Босс, с которой они часто гуляли вместе. В какой-то момент они оба заметили, что Босс стал вялым, перестал есть и постоянно скулил. Вскоре выяснилось, что у собаки лейкоз. Через месяц Босс умер. У могилы пса Сергей и Олеся торжественно дали друг другу обещание вместе уехать из N, поступить на медицинский, стать врачами – и найти лекарство от рака.

Однако в одиннадцатом классе решимость Олеси поугасла. Она завела бойфренда (к огромному разочарованию Сергея, это был не он) и решила никуда от своего женского счастья не уезжать, а остаться в N и стать ветеринаром, как мать и отец.

Сергей же свое обещание выполнил: уехал в мегаполис и поступил в мединститут.

В редкие свои приезды в N он всегда заходил к Олесе, они мило болтали, она угощала его чаем с оладушками, но, когда однажды он попытался ее обнять, она сняла его руку с талии и отстранилась: «Ты что? Ведь мы же просто друзья…»

– …Вы, наверное, читали его текст в социальной сети, – прогудел Башмаков.

– «ВКонтакте», да. Бедный мальчик! Мы с его отцом обсуждали необходимость убийства бездомной собаки – а он принял это на свой счет, боже мой, мой Сережа… А вы видели, какое прекрасное стихотворение кто-то там написал в коментах под статусом Сереженьки? «Лицом в сугробе…» Нет, так не помню. Сейчас я вам найду.

Дрожащим пальцем она стала тыкать в экран смартфона. Наконец нашла одинокий анонимный комментарий к записи Сергея «ВКонтакте» и продемонстрировала Башмакову:

Лицом в сугробе

Лежит мой рыцарь

Глаза из снега

Латы изо льда

И не согреться

И не укрыться

Конец надежды

Распута навсегда.

– Красивое, правда?

– Угу, – с сомнением кивнул Башмаков. – Я все же хотел бы задать несколько вопросов.

– Извините… я сейчас соберусь. – Она вытерла слезы и села прямо, всем своим видом показывая, что сосредоточилась на разговоре и все чувства и эмоции отбросила в сторону.

– Как вы можете оценить настроение, душевное состояние Сергея вчера вечером – и в целом? – подал голос психиатр Агарков, и Олеся взглянула на него с таким удивлением, как будто только сейчас заметила в комнате.

– С подросткового возраста у Сергея были проблемы со сном, депрессивные эпизоды, пограничные состояния…

– Вы медик? – уточнил Агарков.

– Почти. Я ветеринар. Но я хорошо знаю, о чем говорю. Сергей постоянно пробовал разные препараты от бессонницы и тревоги, и все это привело к тому, что он вообще не мог заснуть без медикаментов и алкоголя. На данный момент, мне кажется, он принимает… то есть принимал «Барбовал». Это средство используется при бессоннице и неврозах. Сергей всегда был вспыльчивый, а из-за ситуации с его отцом, с домом и так далее… Да еще этот наш разговор, который он не так понял… Но все равно я думаю, что он умер… Боже, какое страшное слово! Умер… – глубокий вдох, пауза – и она снова четко и ровно продолжила: – Я не верю, что Сережа себя убил. Полагаю, он умер от передозировки. Нормальная доза для человека – это десять-пятнадцать капель. Я знаю, что Сережа никогда не был сильно аккуратным. Возможно, от переизбытка эмоций он решил, что лишние десять-двадцать капель не повредят. Но это не так. Такая доза могла привести к остановке сердца.

– Не похоже, что дело в лишних каплях. В комнате у Сергея нашли десять пустых упаковок от феназепама, – сообщил Башмаков.

– Я не верю, что он убил себя!

– То есть вы полагаете, его убил кто-то другой? – Башмаков даже усмехнулся от абсурдности такого предположения.

– Нет, но он… Сережа часто говорил о самоубийстве. Это были просто слова. Это всегда были просто слова! Как же так… – Она зарыдала.

Башмаков галантно протянул ей бумажный платок. У него было правило: идешь опрашивать близких погибшего – бери с собой упаковку бумажных платочков.

– Люди, склонные к суициду, всегда сначала говорят о нем – а потом делают. – Агарков вынул из кармана игрушечного рыцаря, повертел в руке и посмотрел на стену. Там сидел паук и смотрел на него, Агаркова.

Во внешности сорокатрехлетнего Андрея Агаркова, судебного психиатра, не было ничего необычного, кроме разве что нездоровой худобы, сутулости и бегающего взгляда. Мутные глаза, пепельные волосы и светлая кожа сливались в пятно неопределенного светло-серого цвета, с которого хотелось поскорее перевести взгляд на вещи поярче. Агарков носил толстовку намного больше его самого, а в кармане толстовки всегда лежал маленький игрушечный рыцарь. Иногда Агарков доставал его, нервно вертел в руках и клал на место.