Брюс Фёдоров - APOSTATA. Герои нашего времени

«А ведь там, в глубине, должно быть, тихо, покойно? Ни тебе земных тревог, ни долгов и недоброжелательных взглядов. Нет вопросов о безликом и бессмысленном существовании».

Кустистые тёмные тучи сомкнулись с поверхностью воды, прикрыв речную красавицу. Кое-где затлели верхушки фонарных столбов на набережной. Чтобы как-то согреть посинелые губы и дрожащие пальцы, Максим достал из смятой пачки сигарету и, прикрыв от ветра лицо отворотом пальто, раскурил сигарету. «Бикфордовый» огонёк вспыхнул и ало подсветил его вытянувшийся от вечерней прохлады нос и впалые щёки с трёхдневной щетиной. Неожиданно ветер успокоился, ветки прекратили стучать по стволам своих деревьев, пропали сигналы клаксонов автомобилей, только что доносившиеся с окрестных улиц. Стало как-то неприятно и тревожно тихо.

– Как проехать к дому герцога Бирона? – глухо в спину прозвучал чей-то низкий, с иностранным акцентом голос.

Берестов оторопело развернулся, но рядом никого не было. Лишь издалека послышался, как ему показалось, удалявшийся звон лошадиных подков да промелькнул размытый силуэт просевшей кареты c открытой дверцей.

– Что это со мной? – вполголоса растерянно произнёс он. – Что за наваждение? Можно ли поддаваться унылым мыслям. Надо быстрее возвращаться к людям. Там, в этой суете, среди себе подобных, я попытаюсь найти ответы на все мои вопросы. Разве это недостойное человека начинание – попытаться создать книгу, насытить её смыслом, привлечь разум людей к её прочтению? Раз мне дарована способность управлять словом, то почему я должен от такой возможности отказываться? Слово и обласкает, слово и накормит, слово и… Если я преодолею в себе навестившие меня сомнения, то обрету уверенность в своих силах и нащупаю дорогу к таланту литератора. Ведь так же может случиться? Я могу вспомнить исторические примеры. Кто уверил меня в том, что я лишён этой благодати? Я ищу лишь вдохновения и уже сейчас понимаю, что за него придётся заплатить отказом от части себя прежнего, от шатания по чужим заказам и облагораживания бездарностей. Разве озарение не может посетить меня в минуты раздумий так же неожиданно, как я сегодня погрузил самого себя в пучину неверия? Разве вера в себя, вера в НЕГО не есть то, ради чего мы являемся в этот мир? Мне нужен лишь совет, намёк, небольшой толчок – и я выплыву на стремнину успеха.

Как человек устремляется в храм, чтобы принести своё покаяние, попросить об успокоении растревоженной души и умолить о помощи, так и Максим Берестов решил побывать там, где он надеялся ощутить столь искомую подсказку.

На следующий день, ближе к полудню, он уже трясся в московской электричке, надеясь ещё до сумерек попасть в многомиллионный человеческий улей.

Вагон переваливался на стыках, разночинный народ гомонил о своём, да моментами в истошном крике заливался грудной ребёнок, то ли радуясь обретённой жизни, то ли требуя очередной порции материнского молока. Берестов не слышал всего этого шума. Всю ночь он провёл в долгих разговорах с самим собой и теперь дремал, прислонясь к оконному проёму и свесив голову к правому плечу.

Когда он размыкал глаза, то видел пробегавшие за окном тусклые осенние пейзажи, но больше всего его привлекали шпалы параллельного железнодорожного пути.

«Вот когда они лежат хаотично, бесформенной кучей, то представляют всего лишь груду пропитанных креозотом деревяшек, – думал он, – но стоит их сложить правильно, то возникает стройная дорога, по которой можно возить людей и грузы. Так же и слова – если составить их должным образом, в ваших руках окажется рассказ или даже повесть. Если бы знать, как это сделать…»

Площадь трёх вокзалов встретила Берестова ещё большим шумом, беспричинным круженьем разноликой толпы и прогорклым запахом несвежей шаурмы. Москва начала нулевых представляла собой малопривлекательное зрелище не только в силу густой перенаселённости, но и по причине непробиваемой запруженности городских улиц и переулков, от начала и до конца забитых автомобилями различной величины и назначения. Всё это крашеное железо безостановочно стонало, грохотало и гудело, надеясь протолкнуться вперёд хотя бы на метр, и наполняло и без того спёртый столичный воздух миазмами бензоловых окислов.

Оглушённый московским размахом Максим некоторое время оглядывался по сторонам, но, увидев площадные часы, на которых стрелки указывали без пяти минут пять, быстро пришёл в себя. Ему надо было успеть туда, ради чего он и приехал в этот большой город. Хотя до Большой Садовой езды на метро не более тридцати минут, но всё же поторапливаться было надо, иначе его планы посетить в этот день выбранный им музей-квартиру окажутся напрасными.