– Чем докажешь? – глухо спросил князь, глядя в пронзительные и умные глаза мальчишки.
– Крест царский, когда тятька Богдан увозил меня из Углича, матушка, Ее царское величество, благословили меня им. Этот тятька и велел мне Юшкой зваться до времени, пока собака Борис Годунов на престоле, он змей, хочет весь наш род истребить Рюриковичей. Богдан умней их оказался, сначала он меня в постели подменял, думал я не знаю, а мне уж восемь было, только засну вроде, он меня хвать и в другую спальню. А вместо меня Ваську конюхова кладут. А потом и вовсе увезли от греха и точно, слышал я, моего Ваську вместо меня зарезали, когда он в тычки играл. Пырнули в шею, а сказали падучка, дескать, он сам на кинжал ухнул. Не будет Борису прощения, за всех отомщу, как приду в Москву!
Сказал он, сверкнув глазами и после небольшого молчания, так же внезапно, как в царя только что, снова превратился в холопа:
– Пустите меня, пан, я схожу в тайник и крест вам принесу.
– А не брешешь? – прищурился князь, – если наврал, мои люди тебя везде найдут, кожу с живого сдерут и на березе развесят.
– Не вру. Я так и есть, русский царь – сказал тихо парнишка и перекрестился, уткнувшись в пол. – Велите, чтобы пустили меня к вам в полночь.
Весь вечер дворцовая челядь ломала голову, что случилось с паном? Какой он странный пришел из бани: рявкнул с порога на румяную горничную Олешу, отчего та, привыкшая лишь к пановым любезностям, пукнула от страху, снес каким-то чудом канделябр на лестнице, ну а главное, вместо того, чтобы закатить пир по обыкновению, после бани, заперся у себя в кабинете и ходил из угла в угол, как подсмотрела Олешка. Камердинер Гостя попыхивал трубкой и чесал репу: «Видно бородавчатый не угодил, – сокрушался он, – не смотри что с лица чист, ровно баба». А потом Збигнев, решив, что много думать вредно, может просто угорел пан, в иной раз надо лучше проследить, как трубу закрывают, успокоился и приказал водки.
Вот луна взошла на небосклоне, что светит и над угличским берегом, и над кремлем в Москве, где неспокойному Борису Годунову снятся «мальчики кровавые»; стала она озирать желтым, единственным глазом своим и богатые панские угодья: леса и долы, до замка добралась и давай подглядывать, как спит, стуча башкой об стол Гостя и графин с водкой дрожит от храпа; как молится Матке Боске Олеша, тайком молится, ведь в доме их православные порядки, умоляет простить согрешения плотские с вельможным паном; как пан сидит, глубоко задумавшись на диване и курит трубку; а тем временем, чья-то неведомая фигура движется по лесу прямо к дворцовым воротам, освещает ей путь светило – спешит ночной путник, видать срочное дело.
Постучался он в ворота и сразу открыли, к пану повели без промедления. Пан встал, подошел к окну и самолично задернул шторы в своем кабинете. Так что не видела луна, как хлопец достал из-за пазухи сверток в серой тряпице, от него упали несколько комков чернозема и сухая трава на красный господский ковер. Развернул он старую тряпку и крест достал, усыпанный драгоценными камнями так обильно, что князь ахнул.
На следующее утро от дворцовых ворот поскакал гонец с бумагой к младшему брату. Константин Вышецкий был более искушен в политике и как член сейма, имел влияние на короля Сигизмунда. Брат не заставил себя долго ждать, даже сутки не прошли, как его богатая карета остановилась у ворот замка. Константин, не сняв и дорожного платья, пропитанного пылью, сидел в кабинете брата, статный и несмотря на усталость, красивый. Загляделась на него Олешка, чуть поднос с пивом не уронила. Разговор в кабинете шел очень тихо, так что, как не прикладывала горничная ухо в замочную скважину, то одно, то другое, так ничего и не услышала.
Вскоре пришел тот бородавчатый, что на днях в ошарок поступил, только не узнать его теперь – одет в богатое княжеское платье, накидка с мушками, красные сапоги и шапка, обшитая мехом, которую он так лихо заломил на затыль, будто всю жизнь эту шапку и носит. Лицо смышленое, хотя и далеко не миловидное, приобрело привлекательность, но почему-то не приглянулось Олешке.
Допоздна сидели трое за столом, прерывая разговор лишь когда приходили слуги подать еду. Они обсуждали стратегический план похода на Московию. Было решено, что сначала пан Константин и Его Высочество Дмитрий (они, видно, сразу нашли общий язык) объедут всех влиятельных вельмож сейма и затем добьются аудиенции у короля Сигизмунда. Первым в списке был Юрий Мнишек, даже не потому, что этот старый царедворец был охоч до интриг, не потому что у него было немалое войско, а потому, что у Мнишека была дочь на выданье – Маринка. И что б не взял Дмитрий в супруги какую-нибудь русскую, лучше сразу скрепить союз двух держав царским браком, тогда всем в Литовском княжестве будет спокойнее. Ну и наконец, что немаловажно, решили, какая часть русских земель отойдет во владение Вышецким.
Читать дальше