Илья Тамигин - Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной любви

– Миш, а Миш! Ты чего? – толкнул его в бок Сергей, – Зеленый же! Опа, опять красный! Эй! Очнись!

Михаил не отвечал и, вообще, не реагировал на раздражители, ибо по тротуару шла девушка, красивая нездешней, не московской красотой. Первое, что приковывало к ней внимание, была танцующая походка. Казалось, девушка двигается под звуки одной только ей слышимой мелодии. Второе – распущенные волосы, перехваченные алой лентой. Черные, пышные, вьющиеся, они колыхались на слабом до умеренного ветерке и струились ниже округлой попы, упакованной – Бог ты мой! – в черные «техасы»! Где она их только взяла, с шестидесятых годов их советская промышленность не выпускает! Фигура напоминала песочные часы на длинных-предлинных ногах, обутых в простенькие полукеды. Дешевенькая трикотажная кофточка обтягивала красивые плечи и высокую налитую грудь, не оскверненную лифчиком. При звуке рассерженных гудков девушка обернулась, придержав одной рукой волосы, и огромные тёмно-синие, как стратосфера, глаза встретили взгляд Михаила. Перед ним как-будто открылся туннель, ведущий в иные миры! Зрачки девушки ощутимо пульсировали, гипнотизировали, втягивали в себя. Это длилось долю секунды… Затем она пропала из виду: другие пешеходы заслонили её. Михаил очумело помотал головой и тронулся на желтый.

– Эй, осторожней! Убьешь нас всех нахрен! – обеспокоенно завопил Сергей, когда машина едва разминулась с въехавшей на перекресток Волгой, – Да что с тобой, вообще, такое!?

Михаил не отвечал – перед глазами всё ещё стояла прекрасная незнакомка.

Пассажиры некоторое время оживленно обсуждали происшествие, стыдили водителя всякими словами, которые Автор не решается здесь цитировать из боязни травмировать нравственность Читателя, взывали к его комсомольской совести и верности моральному кодексу строителя коммунизма. Наконец, сошлись на мнении, что парня посетила белая горячка, и место ему в психбольнице имени Кащенко. Отживевший Михаил вяло отругивался, и вскоре разговор перешел на другие темы. Только Оля чувствовала некую тревогу и отчуждение, что ли, любимого человека.

Через час приехали на место. ЗИМ, тяжело переваливаясь на кочковатой лесной дороге, выехал на берег реки. Там, как и предполагалось, никого не было.

Лес подходил к берегу совсем вплотную, широким клином отделяя реку от зеленеющего километрах в трёх колхозного поля. Вода в реке была чистая, вся муть половодья уже успела осесть. Приятный песчаный уединенный пляжик был главным козырем этого места: летом здесь можно было купаться и загорать голышом, нипочем посторонние не увидят!

Выгрузив припасы и разбив лагерь, мужчины набрали дровишек для костра. Девушки, подобрав подолы, ходили босиком по воде и кокетливо повизгивали. Вода была холодновата – начало Мая, что вы хотите!

– Девчонки! Идите сюда! Щас костер разжигаем! – позвал Сергей, вкладывая в свой призыв некую особую значительность, ибо костер есть центральное событие пикника, из-за которого, собственно, и затевался выезд на плэнер.

Куча хворосту была большая, ибо для шашлыков требовалось много углей, но сложена была бестолково, а потому гореть никак не желала, как ни пытались раздувать пламя от подсовываемых старых газет.

– Настоящий пионер должен уметь разжигать костер с одной спички! – нравоучительно заметил Сергей красному и потному Виталику, взявшему на себя роль кострового.

– С одной спички, ага! – пропыхтел тот, – И с одной канистры бензина! Миш, а Миш! Дай шланг, я бензину отсосу маленечко!

Шланг был выдан, отсос произведен, и костер, наконец, запылал.

– Ну, такое дело надо отпраздновать! – воодушевленно заявил Виталик, зубами срывая полиэтиленовую пробку с бутылки ёмкостью ноль восемь, – Поднимем бокалы, содвинем их разом!

В эмалированные и пластмассовые кружки забулькал портвейн «Кавказ», ибо было решено от водки воздержаться, чтобы отдохнуть от пьянства.

Михаил накрыл свою кружку ладонью.

– Я пить не буду!

– Почему?! – дружно изумился коллектив.

– Дед винище запретил употреблять внутрь. Только «Боржом» можно!

Заявление прозвучало веско. Народ впечатлился. Сергей достал бутылку «Боржома» и, пытливо заглядывая другу в глаза, медленно откупорил. Он подозревал какую-то шутку, розыгрыш. Типа, сейчас Мишка повернется спиной, а там надпись: «Выпьем мы сейчас „Боржом“ и тихонечко заржем!». Или наберет в рот воды, а потом выпустит на подбородок красную краску, ну, вроде кровь, захрипит и задергается со словами: «Отравили, гады!». Нечто подобное они уже неоднократно отмачивали, каждый раз с грандиозным успехом. Но Михаил взял бутылку и отпил как ни в чем не бывало.