Николай Кузнецов - Точка возврата. Рассказы

– Говорят, даже сам император Александр II похвалил ваши рассказы?

– Ну, не знаю Марина Александровна. Мне еще как-то об этом не докладывали.

– А, что вы делаете вечером Граф?

– Сегодня вечером, дайте подумать. Что я буду делать вечером? А знаете ли вы уважаемая Марина Александровна, когда я был на войне, я понял одну вещь.

– Позвольте спросить, и какую же?

– Да все просто. Делай все то, что должен сделать сейчас. Должен написать письмо – напиши. Должен приготовить себе обед – приготовь, должен выпить – выпей. Должен драться – дерись, а должен любить – люби. И ничего не откладывай на потом. А еще я понял цену человеческой жизни. Что же касается сегодняшнего вечера, я думаю его провести с одной очень милой мне особой.

– И как ее зовут? – лукаво улыбнулась дочь своей матери Анастасии Владимировны, лет двадцать тому назад гремевшей во всем своем великолепии на всех столичных балах и званых вечерах – приемах.

– Я думаю, ее зовут, ее зовут: Марина Александровна, – и прижав партнершу покрепче, граф закружил ее в ритме «Венского вальса».

– А вы шалун Лев Николаевич! – произнесла Марина Александровна, через несколько минут, когда кончился тур вальса, и она смогла отдышаться. – Да, кстати, а что это за история со Скриповым?

– С этим мальчишкой? Да он, хлыщ салонный, дурак просто. Ну, не на дуэли же мне его убивать. Я ведь после войны, как-то охладел к бессмысленному убийству. Хотя, до войны, я на дуэлях немало кровушки-то пролил. В основном чужой и даже убил кое-кого.

– А Петенька то Скрипов, с ним то, что?

– Да пьяный дурачок, начал что-то такое про меня говорить. Ну а я…

– И, что вы?

– Да по мордасам ему надавал просто и все.

– Фу граф, как непристойно, «по мордасам», скажете тоже.

– А, что сударыня, здесь такого? Дать по морде наглецу и хаму, первое дело

– Вот вы, какой, Лев Николаевич. Принесите-ка мне лучше шампанского. Здесь так жарко стало.

– Эй, человек, – граф щелкнул пальцами пробегавшему мимо лакею, – шампанского для моей дамы. А мне голубчик водки стопочку…

Уже под утро, возвратясь домой, граф напишет в своем дневнике:

«Как мне надоела эта шальная и беспутная жизнь, как мне надоели эти „марципаны и анчоусы в томатном соусе“. Нет, все, пора возвращаться домой, к себе в имение. Да и жениться пора. Как там мои прекрасные соседки поживают Софья да Анна? Сейчас им уже должно исполниться лет по шестнадцать, барышни уже. Все, решено. Домой в свою Ясную Поляну. Природа, простая жизнь, буду писать романы и рассказы…»

Есть такая кошачья страна, да та самая, куда уходят умирать коты. Там нет машин, нет злых людей. Нет страшных и жестоких собак. Зато есть зеленая трава, а в ней копошится масса различной мелкой живности и птичек, есть, где разгуляться кошачьим лапам и поохотиться кошачьим носам.

А еще там, в кошачьей стране, есть масса плюшевых игрушек и диванчиков, с запахами их любимых хозяев и каждой кошке есть, где понежиться и полежать.

И всегда, там стоит теплая и не жаркая солнечная погода, иногда выпадает дождик. Но, недолгий, и тогда кошки лезут под свои плюшевые диванчики, и смотрят, высунув свои носы под небесную капель, и ловят капельки своими шершавыми языками.

Есть отдельный загончик, для тех кошек, которые любят поиграться.

Там масса различных игрушек: резиновые мячики, деревянные кубики. Также: есть бумажные бантики на ниточках. Ведь каждая кошка, хоть раз в жизни, играла с забавным бантиком на ниточке.

А когда кошки, в кошачьей стране, устают от игр и нагуляются вдоволь, то к их услугам повсюду расставлены плошки с их любимыми угощеньями: с вкусной жареной рыбкой и с кусочками копченой колбаски. Даже бабушкина кулебяка тоже есть в кошачьей стране.

И само собой речки текут с чистой водичкой…

Для кошек, любителей рыбной ловли, вдоль берегов речки с чистой водой, сидят рыбаки, которые каждую секунду вылавливают свежих окуней и лещей, выбрасывают их из воды. Кидают в маленькие свои ведерки и делают вид, что не видят кошек, которые хитро тащат из их ведерок свежую рыбку.

А по вечерам все кошки выходят на улицу, рассаживаются вокруг большого костра и начинают мурлыкать, каждая о своем: о своей кошачьей жизни, о тех, кто остался там, о тех, кого они любили в той, прошлой, своей кошачьей жизни.