Владислав Санников - Багровая тень прошлого

Вечер, тихо, сижу дома, думаю о словах Чырыги, вдруг слышу на улице шум и крики. Выхожу на лоджию, смотрю, потасовка. Вначале не сразу понял, что трое бьют одного, присмотрелся, да это же Укум (Укум. Рецидивист. Множественные судимости). Трое атакуют его, он один из последних сил отбивается. Я открываю окно, начинаю громко им кричать:

– Эй вы, олени, вы совсем одурели, трое на одного!

Узнаю в этих троих своих знакомых, которых очень хорошо знаю, но Укум мне ближе по крови. Выбегаю на улицу, драки уже нет, трое ребят уходят. Укум лежит на земле, пытается встать, я подхватываю его под руки, поднимаю, идём, он хромает, потом останавливается.

– Спасибо, – говорит он, – ладно, я сам дойду, ты иди, не привлекай внимания, завтра вечером приходи ко мне, надо будет собраться, найти этих уродов. Он уходит, я иду, но не домой, а в противоположную сторону во дворы близстоящих домов, к пятиэтажкам. Подхожу, там за столиком сидят ребята, человек семь: Фран( Зверски убит), Лим (Умер. Передозировка), Кабоб (Умер. Передозировка), Соль (Осужден), Череп (Убит), Моль (Осужден), Болт (Осужден). Все они были ровесниками мне, плюс-минус год разницы. Мы поздоровались, пожав руки.

– Ты что такой понурый, что-то случилось? – спрашивает Фран. Я рассказываю им про драку. Они молчат, потом Лим говорит:

– Да ладно, давай играть дальше.

Они играли в карты. Фран становится задумчивым.

– Нет, я не буду, играйте, без меня. В общем, опять началось, ну теперь жди и к нам гостей.

Он всегда так говорил, когда предстояли очередные потасовки. Кто-то внезапно мог прийти во дворы и начать очередные разборки. Это происходило в то время очень часто.

– Да ладно тебе, мы-то тут причём, – сказал Лим.

– А то, ты не знаешь, как это бывает, – ответил Фран. – Завтра опять гора начнёт ходить и докапываться до всех, срывать злость (горой называли тех парней, которые жили выше трамвайной линии, дома которые уходили вверх к лесу, на гору).

Я начинаю его успокаивать.

– Брось, не паникуй, я прикрою, – говорю ему.

– Ну да, конечно, если только ты скажешь Укуму, чтобы они наши дома обходили стороной, – говорит Кабоб с сарказмом и ехидно смеётся.

– Да зачем им обходить вас стороной, ну соберутся они, пойдём, найдём этих троих, вы-то ни причём тут.

– Ну да, а если не найдёте, то начнётся срыв злости на других, – сказал Болт.

– Всё будет нормально, я обещаю. Во всяком случае, постараюсь сделать так, чтобы всё было нормально. Вы только завтра и послезавтра будьте начеку или вообще из дома не выходите. Потому что завтра мы соберёмся, и, по всей вероятности, будет много шуму.

– И что нам теперь, дома сидеть? – говорит Соль с особым недовольством в голосе.

– Да, посидите. Вон у Франа соберётесь, какая вам разница, где в карты играть.

Все расходятся. Фран перешёптывается со всеми по очереди. Это шушуканье всегда вызывало особую подозрительность и недоверие у всех остальных. Остаёмся вдвоём.

– Хочешь выпить? – предлагает Фран.

– Ты же знаешь, я не пью, а курнуть и подавно мне не предлагай никогда!

– Ну ладно, я всегда забываю, что ты спортсмен, – говорит Фран шутливо и расплывается в улыбке. – А у меня классный самогончик есть.

– Уговорил, давай самогончика по рюмашке жахнем, а то я совсем не понимаю, как водку эту палёную можно пить. И уж тем более разведённый водой спирт «Рояль» (в то время так называли спирт «Royal»).

Фран уходит в подъезд, быстро возвращается с бутылкой самогона.

– Где взял?

– У брата отобрал, прикинь, они с пацанами у мужика какого-то отняли, сели за гаражами, хотели распить, ну тут я, на их беду, проявил себя как старший брат.

Он засмеялся и открыл бутылку, пахнуло, как американским виски, а цвет самогона был такой же, как и цвет коньяка. Обычно самогон закрашивали чаем и добавляли всяких пряностей и лимона. Мы сделали по глотку, самогон был крепкий, а закусывать нечем. Фран потянулся к моей голове и сделал глубокий вдох, вдохнув запах волос, потом тоже самое проделал я. Мы занюхали волосы друг друга, обычно так делали, когда пили без закуски.

– Ну как? – спросил Фран

– Нормально! Крепкий! Я сел поудобнее, вытянул ноги и облокотился руками на лавку.

Фран начал говорить, что всё ему надоело. Он устал от всех дворовых разборок, которые происходили очень часто, надоели выкидоны его девушки, надоело сидеть без денег и работы. Я его слушал и молчал, смотрел на него и видел его таким потерянным, каким он себя боялся показать при всех остальных. Вдруг он посмотрел на меня и перестал говорить.