Как только болгарка стихла, сейф вежливо сказал мне: «Здравствуй». Минуты три я на него таращилась, тщетно пытаясь вернуть вселенную к адекватности. Потом заметила, что это вовсе не сейф заговорил. Это говорящий сосед пожаловал.
Отложив инструмент и стащив очки, я встала и придала своему тону максимум непринуждённости:
– Я приношу свои глубочайшие извинения…
Вдвинувшись в центр мастерской, Рим перебил меня на полуслове:
– Не утруждайся. – И протянул мне мятый лист бумаги с цифрами.– Это ведь твоя шифровка?
Редди, конечно, молодец. Успел сделать, о чём договаривались. Но Редди – редкостная растяпа. Кто оставляет такие улики? Ладно бы платочек уронил. Или зажигалку. Но саму шифровку оставить? Это за гранью.
– Может, пояснишь, что это означает?
– Это показания ваших счётчиков. Вода. Свет.
Столь простая информация с трудом пролезла в сознание Рима. Обдумав сказанное и решив, что я всё-таки не шутила, он уточнил:
– Ты заподозрила, что я вверну в твою трубу отводной кран?
– Вроде того.
Никто и никогда не подозревал Романа Алексеевича в вульгарной краже. В неуважении к учебникам – это да, пожалуйста. Но вода? Почувствуй себя, Наташка, персонажем из сатирических фильмов про коммуналки. И надо полагать, цезарь решит, что я всех сужу по себе, а значит, мне оттяпать кусок чужой воды – раз плюнуть.
Пока я соображала, как извернуться из неловкой ситуации, Рим осматривался.
Часть мастерской занимали стеллажи с инструментами. В углу стояла пара шкафов с разной мелочёвкой. В дальней перегородке торчало две двери, и через одну открытую был виден кусочек моей кровати. У стены с окнами стояло два больших верстака. Один ещё сохранял пятачок пустой поверхности. Второй я использовала как свой рабочий стол, поэтому по дальнему периметру его украшала многослойная стена из разных бумаг, а в центре, на скоплении хаоса листочков лежал мой ноутбук. Под верстаком располагалась выставка принтеров. Они у меня почему-то быстро ломались и скапливались.
Взгляд Рима по кругу вернулся к сейфу. После довольно длинной паузы Рим потрогал край сейфа и спросил:
– Зачем ты это делаешь?
– Хочу узнать, что внутри.
Покосившись на инструменты, он заметил:
– Опасные штуки.
– Знаю.
– Они тебе не по силам.
Я пожала плечами и любезно предложила:
– Хотите сами попробовать?
– Нет. Руки будут трястись.
Рим сжал пальцы в замок, вывернул их, потянулся и махнул рукой в пространство перед собой:
– Встань и выпрямись.
А это мы в школьную линейку играем? Вдвоём? Вот так сразу?
– Ты мне кое-что объяснила. Давай и я тебе объясню.
Мне бы маленький намёк на сферу этих объяснений.
– Не бойся. Я до тебя дотронусь. Но ничего плохого не сделаю.
Осталось понять, где у цезаря границы «плохого».
– Не придумывай ерунды. Я врач, ты пациентка. Моя задача – помочь тебе. Твоя – довериться мне. Я не буду касаться деликатных зон. И если вдруг тебе станет некомфортно, ты сразу мне об этом скажешь. Любыми словами. Я исключу то, что неприятно.
Треснуть его молотком по голове я ведь успею?
– Вдох. Медленный выдох. Ещё.
Одна ладонь легла на моё плечо, вторая погладила спину, и по спине пробежались кончики пальцев. Касания казались лёгкими, но в какой-то точке нажатие пальцев отозвалось чувством неустойчивости.
– Вот. Здесь. И здесь. Чувствуешь?
Тёплые мурашки поползли вдоль позвоночника.
– Вся спина зажата.
Несколькими движениями Рим развернул мои плечи, заставив свести лопатки. Кажется, они ещё никогда не были настолько близки друг к другу. Ошеломлённое сознание выдало сигнал «Эй, я не пластилин!»
– Ты не занимаешься своим телом, и оно тебя подводит. Прежде, чем хвататься за тяжёлый инструмент, могла бы и подкачаться немного. Зарядка – это пустое слово, да? А тренировка – тем более?
Ой, что это было? Моё тельце для такого не создано.
– Теперь встряхнись. Да не так. Ты же не простыня на верёвке. Двигайся легче, свободнее. И не сутулься. Последи за собой и обретёшь осанку королевы.
Нет, не хочу я в королевы. Оставьте меня болтаться на верёвке.
– Глубокий вдох. Медленный выдох. Это что ты изображаешь? Приступ умирающей дамы с камелиями?
Нет, это ёжик, который забыл, как дышать.
– Сядь. Сколько тебе лет?
– Двадцать четыре года.
– Такими темпами к тридцати убьёшь поясницу. К сорока – тазобедренные суставы. Надумаешь родить – заполучишь грыжи по всему позвоночнику.
– Я от природы не гибкая.
Читать дальше