Марина Мельникова: Четвертое измерение

Владимир чувствовал, что бывший фитнес-тренер, который вот уже два года на правах почти мужа поселился в их доме, убивает её. Он как паук, перед тем, как высосать жизнь из пойманной в его сети мухи, обволакивает насекомое липкими нитями своей паутины. Влад часто спрашивал себя:

– Откуда вдруг взялся в их жизни породистый и уверенный в себе красавец?

Хотя у такой великолепной женщины он рано или поздно должен был появиться.

Артём, так звали пришельца, словно искусственно создавал какие-то проблемы. В доме нередко им провоцировались конфликты, служившие для вовлечения домочадцев и прислуги в скандальные разборки. С ними поселился энергетический вампир, а пониженный самоконтроль матери, вызванный отчасти алкоголем, затуманивающим разум, способствовал «подкармливанию» этого паука. Из активной и сильной личности она превратилась в жертву.

Традиционный вечерний ужин в кругу «семьи» был для Влада сущим наказанием. Он, как всегда, уселся подальше от Артема и старался контролировать свои негативные эмоции. Оболочка чувств, окружавшая его биополе, была надежно спрятана в непробиваемый кокон. Сколько раз молодой человек пытался окружить таким коконом маму, но все было безуспешно. На данный эксперимент ему не хватало ни опыта, ни сил. Он вынужден был молча смотреть на излучения эмоций близкого ему человека, подогретые алкоголем, и миграцию их через искаженные энергетические каналы Артема.

Они ужинали на большой, увитой плющом и виноградом, застеклённой террасе. Искусство повара превзошло все ожидания, и удовольствие от еды временно отвлекло Влада от анализа непростой ситуации. Артем был излишне вежлив и внимателен, впрочем, как всегда, когда рядом оказывался Влад. Мужчина будто старался проникнуть сквозь непробиваемую защиту, окутавшую парня, как одеяло, и, провоцируя, загнать его в ловушку. А мама, не чувствуя их молчаливой борьбы, самозабвенно пережевывала телячью отбивную и запивала её коньяком.

Звонок телефона тихой трелью разбавил затянувшееся напряжение.

– Вовремя, – прошептал Влад, бросив презрительный взгляд в сторону друга семьи.

– Да-да Лена, я тебя внимательно слушаю.

Слегка отодвинув тарелку с остатками ужина, Влад поднялся со стула.

– Ты не мог бы разбираться со своими друзьями в другое время? – зло бросила мать.

– Оставь парня, любовь моя, – слащавым голосом протянул Артем, подняв в молодом человеке новую волну раздражения.

Она улыбнулась и, протянув ему руку, нежно смотрела на любимого своими помутневшими от напитка глазами. Подхватив руку, Артем начал целовать её в ладонь и выше. Сейчас матери стали безразличны и сам Влад, и его друзья. Втянувшись в игру любовника, женщина откинула назад голову и свободной рукой приподнимала рукав, указывая пальцем места столь желанных поцелуев.

– Сюда…

Артем шёл губами по синей пульсирующей жилке до белой округлости плеча, озаренного мягким, чуть приглушенным светом. Влад видел, как яркий густо-оранжевый шлейф маминого биополя вытекал тоненькой струйкой, как вода из дырявого полиэтиленового пакета, а потом, словно подхваченный пылесосом, устремлялся в провал, образовавшийся в районе солнечного сплетения вампира. Владимир изменился в лице и механически протянул руку к стоящей на столе тяжёлой вазе. Трах! Оконная рама задрожала и осыпалась осколками. Любовники вздрогнули и перепуганными глазами впились в разбитое окно, через которое вломились ветви плюща.

– Одумайся, мама! Во что ты превратилась!

Он испустил громкий, полный боли крик, а раскаленный до предела гнев клокотал в нем с неистовой силой.

Первой пришла в себя мать.

– Вон!… Вон! – заверещала она тонким, не своим голосом.

Брови Артёма взлетели вверх, губы сжались, а всё показное дружелюбие испарилось. Перед Владом сидел демон, мрачный и немой.

Острый поток влажного вечернего воздуха… освещённые окна домов… чьи-то голоса… Влад оказался на глухой, безлюдной улице. В ушах шумело, стучало, пульсировало, а горечь подступала к горлу, не давая ровно дышать. Он бежал, не разбирая улиц, не осознавая ничего, кроме боли, а на душе было тоскливо и одиноко. Это «вон» подгоняло его вперед. Влад ощущал себя псом, изгнанным из стаи и потерявшим нечто большее, чем семья. Это был конец безоблачного существования, его иллюзия рассеялась туманом, а впереди жизнь, которую нужно еще выстроить. Его не страшил гнев матери, он презирал недовольство её друга. Сейчас он бежал от себя, от своего ненавистного дара, обнажавшего перед ним души окружавших его людей. Их естество, словно скелеты, вываливающиеся из шкафа в самый неподходящий момент, пугало своей неприкрытой сущностью.