Антон Колмаков - Сборник таинственно-лирических рассказов

Но Зинаида Федоровна, сделав вид, что ничего не расслышала, положила голову на могучее плечо Бороды и предложила ему идти в обратную сторону. Всю дорогу шли молча. И казалось немного странным, что два взрослых человека, ничего не зная друг про друга, могут вот так легко гулять по вечернему Петербургу.

– Федор Иванович, а какой вы без бороды? – спросила уже на самом подходе к гостинице Зинаида Федоровна.

– Я, я, я… не знаю… – проговорил Борода и в кромешной тьме ( ни один фонарь возле гостиницы почему-то не работал ) пытался разглядеть глаза Зинаиды Федоровны.

– Так давайте же узнаем завтра? Или вам слабо?

Возникла долгая пауза. Федор Иванович стоял под фонарным столбом без света с женщиной, которую знал всего один день, и почему-то был безумно счастлив. А Зинаида Федоровна, сама не зная, почему так легко согласилась на эту прогулку, была благодарна ему за его непосредственность и какую-то необъяснимую, но приятную нелепость.

Вот так и стояли они, ничего не зная друг про друга и ничего более не спрашивая.

– Уже темно и, наверное, вам пора домой, – сказала Нагая утвердительно и поблагодарила его за прогулку, протянув свою нежную и теплую ладонь.

Федор Иванович очень нежно ее пожал и, развернувшись, пошел прочь. Мелкий дождик бил его по лицу, а он хотел быстрее забраться под одеяло и думать о ней. В сторожке было темно. Он, не включая свет, повесил костюм на дверку шкафа и обессиленный упал на кровать. В эту ночь ему почему-то снился «Голландец». Как будто они в центре огромного ринга сошлись в кулачном бою. И все было почти как тогда: Борода ударил его в челюсть, и она почему-то съехала не в левую сторону, как это было в реальности, а в правую. Теперь Борода уже знал, что будет дальше, но ничего не мог с этим поделать, ноги сами понесли его навстречу пассивному «Голландцу», а тот, ожидая приближения своего противника, стоял абсолютно спокойно. Только теперь Борода не ликовал. Ведь он уже знал, каков будет итог. Занеся кулак для удара, он почувствовал, как пол ушел у него из-под ног, а в глазах вместо зрителей, порта, кораблей он увидел лицо Зинаиды Федоровны. Точнее сказать, это было не лицо, а десятки, сотни, тысячи лиц! Тысячи лиц Зинаиды Федоровны Нагой! Вот только выражали они разные эмоции и чувства. Какие-то – сочувствие и понимание, другие, напротив, были чужими и далекими, как у тех иностранных матросов, которые за всем наблюдали. А далее произошло ( равно как и в реальности ) нечто необъяснимое. Борода куда-то полетел, но вместо холодной воды в этот раз он почувствовал приятные и теплые ладони Нагой. Он лежал у нее на руках, как младенец, и, даже стыдно сказать, ласкал ее сосочек своим языком. Он был таким приятным и нежным, что Борода сразу же забыл про «Голландца». Вместо молока Борода чувствовал, как к нему в рот стекает вкус терпкого шоколада. Как же это было приятно… Вот если бы можно было пролежать так целую вечность и не выпускать его изо рта! Но его счастье было коротким ( как, наверное, и всякое счастье ). Потому что кто-то из мужиков ( возможно, Ванька-Якорь ) окликнул его, и Борода ( почему-то уже с привкусом спирта ) оказался в порту, на своем берегу, и весь мокрый поплелся к себе в сторожку. Дойдя до дома, Федор Иванович открыл дверь и направился прямо к кровати ( в реальности же сразу после поражения от «Голландца», зайдя в дом, он налил себе рюмку ). И в тот самый момент, когда он стал укладываться в собственном же сне ненастоящим телом в постель, вдруг почувствовал, как это ненастоящее тело погружается в его реальную плоть, и он тотчас проснулся. «Спешить, мне нужно спешить к ней», – думал Федор Иванович и стал собираться, метаясь по комнате. Зачем, почему, для чего – он не мог ответить на этот вопрос, но знал, что должен бежать! «Только бы успеть, только бы не опоздать! Но разве она говорила, что уедет так рано? Нет, не говорила! Но я все равно должен успеть!» Надев на ноги разные ботинки ( причем почему-то правый, который «просил каши», снова оказался на ноге Бороды ), Федор Иванович выскочил в дождь. Еще было слишком рано, но кое-кто уже не спал в такой ранний час и, завидев бегущего человека в разных ботинках, строил свою версию увиденного. Дворник, подметавший листву, подумал: «Эка что белая горячка делает, надо и мне завязывать…». Врачи психоневрологического диспансера, ехавшие мимо, в голос воскликнули: «Наш пациент!». А вот путана, стоявшая на балконе с длинной сигаретой в руках, крикнула вслед бегущему Бороде: «Нечего с чужими бабами гулять, Федор Иванович, тогда и мужья станут добрее…». Каждый подумал в меру своей испорченности, но почему-то никому не пришла в голову мысль о том, что гонит человека любовь. Обычная, простая, человеческая… И если бы дворник узнал правду, то наверняка стал бы пить еще больше оттого, что он одинок, врачи признались бы в своей некомпетентности и стали бы искать новую работу, а путана, поверив в любовь, ушла в монастырь и стала молить бога, чтобы он очистил ее душу и подарил ей семью.