Времени действительно не было. Испарилась по капельке, по секунде и мгновению невидимая материя. Не рассчитали немного родители – рядом, совсем рядом беда незваная оказалась. Уже земля прибрежная затряслась от мерного шага командора полярного, уже рука, протянутая в никуда к высокому небу, упала бессильно. Разбились пальцы о наждак прибрежного камня. С вещами на выход тебе, Ленька, – голову в кустах не спрячешь. Вроде кто-то к темечку сзади прижался, и дыхание легкое на шее – поцелуй последний материнский почувствовал.
– Ааааа! – закричала мама, пытаясь затормозить песчинки последние в часах судьбы. – Лисонька моя! Лисонькааааа!
Эхо гулко отбило последний звук детского прозвища, и я закрыл глаза, приготовившись к неизбежному. Через три секунды томительного ожидания мой правый глаз легонько приоткрылся и увидел прямо у кончика побелевшего носа неподвижный профиль медведя, тающий в облаке тяжелого смрадного дыханья. Зловоние катилось на меня прибрежной волной с тяжелым присвистом и одышкой. Раз, два, три… На четвертой волне дыхания горящий глаз на мгновенье замершего зверя уже не следил за мной. Он, как прожектор, осветил новую жертву – несчастную белую лисоньку, неосторожно выглянувшую из-за прибрежного валуна.
Чтобы сбить внутреннюю трясучку, я глумливо хихикнул про себя: «Вот ты и увидел, дружище, напоследок, как белый песец приходит к брату своему по несчастью». Через мгновение тонкий буравчик стыда завибрировал по вспотевшей коже, помогая прийти в себя и остаться человеком. «Прости, – закричал я, – прости, мой белый лис Кемпик». Из какой-то книги, читанной в далеком юннатском прошлом в Аничковом 1 1 Аничков дворец – бывшая резиденция Александра III, бывший Дом пионеров, ныне Санкт-Петербургский городской дворец творчества юных.
, выскочило имя преданного четвероногого друга, не раз спасавшего от смерти своего хозяина Ангунтну 2 2 Герой рассказа канадского писателя Фарли Моуэта «Следы на снегу» о жизни эскимосов-инуитов.
: «Прости, белоснежное чудо, за слабость мою в сетях ловчего…»
Медведь чуть развернул тушу в сторону валуна и бодро притопнул лапой по заскрипевшему насту. Мне почудилось, что он слегка кивнул своей новой жертве, как бы давая отмашку к началу главного события его песцовой жизни. Затем, не поворачивая головы, он искоса посмотрел в мой правый глаз и, развернувшись, в три прыжка достиг убежища лиса.
Зазвучала музыка небес. Белый лис расстался с жизнью и навеки поселился в моем сердце.
21-я линия В. О. 4:18 5.08.2018
Аглая оторвала корешок, или Обет молчания
Тишина.
Слушай, сын, тишину —
эту мертвую зыбь тишины,
где идут отголоски ко дну.
Тишину, где немеют сердца,
где не смеют поднять лица.
Федерико Гарсиа Лорка Поэма о цыганской сигирийе
После студенческой практики на Шпицбергене существование Леонида как-то сразу и необратимым образом изменилось. Началась совсем другая жизнь для дружной семьи Засуличей. Уже в первый же вечер под родной крышей, войдя в гостиную, Леня обнаружил, что мамина коллекция фарфора сиротливо съежилась до размера одной полочки, а все остальные полки массивной витрины на львиных ножках заполнились плотными рядами каталогов и иллюстрированных изданий по искусству. Коллекция лишилась значительной части полярного фарфора. Бесследно исчезла вся колоритная живность, в том числе фигурки десятков белых медведей, не исключая любимого злодея с окровавленной пастью и шутливым прозвищем «принц датский» от знаменитой фирмы Dahl Jensen – доставшегося в наследство от бабушки Лели.
– Мама, – закричал Леня с игривой интонацией, обнимая ее за плечи, – ты сбагрила свои сокровища на Удельную! 3 3 Крупнейший в Санкт-Петербурге блошиный рынок в районе внутригородской железнодорожной станции «Удельная».
Мама не отреагировала на шутку и, осторожно отстранившись от объятий, скучным голосом объяснила, что коллекция распродается потихоньку, а ее сейчас больше интересует английская собачья серия. Необъяснимое равнодушие наотмашь ударило Леонида, как захлопнувшаяся дверь перед носом нежданного гостя. Чуть позже, скупо поговорив обо всем понемногу, они молча пили зеленый чай с кедровыми орешками, почти не замечая друг друга. Леня сидел, не в силах пошевелиться, и наблюдал, как мама за столом увлеченно читала новый номер журнала «Нева» и мелодично звенела ложечкой, зачерпывая клубничное варенье из хрустальной розетки. Хрустальный звон не прекращался ни на минуту. Леня впервые почувствовал, как мама тихонечко, «на цыпочках» отдаляется от него, на ходу позванивая в хрустальный колокольчик: «Ау, где ты, мой маленький мальчик. Я ухожу тебя искать».
Читать дальше