Он осторожно обшаривал обломки, которые когда-то были мебелью. Перебирал книги, которые тут же рассыпались в руках, остатки одежд, обломки ящиков… Становилось ясно, что когда сюда снесли убитых, после этого тщательно обыскали помещение и забрали всё мало-мальски ценное.
Он понял, что действует неправильно. У каждого элтарщика имелся свой тайник, где тот прятал ключ. Их тогда здесь жило двое – Борзой и Иоанн Григорович. Первый облюбовал место у окна, которое потом заложили кирпичом, другой любил лежать на диване…
Орон обшарил окно и всё вокруг него, но ничего не нашёл.
Тогда он принялся исследовать то, что осталось от некогда роскошного дивана: подушка, хм, скорее – то, что от неё осталось, пружины, опять рваньё, доски, доски, ножка, ножка. Вдруг он услышал, что внутри одной из ножек что-то постукивает. Орон потряс сильнее – там явно болтался какой-то предмет, стучал о стенки. Он обрадовался.
Но как же предмет там оказался?
Будем разбираться.
После долгих усилий Орон всё же раскрутил ножку на две части и оттуда выпал длинный ключ.
– Уф, Григорович, мир праху твоему.
Сердце в груди юноши бешено стучало.
Он подошёл к двери, вставил ключ и попытался провернуть, но замок не поддавался.
Орон был смекалист, он многому научился и за время, проведённое им в храме, и после этого. Он смазал ключ найденным в одной из бутылок маслом, потихоньку покручивая ключ влево и право, пробовал толкать дверь туда и обратно.
Всё тщетно.
Осталась последняя надежда: вставить ключ в скважину и подогревать его свечой.
Что в конечном итоге и помогло.
– Значит, замок просто замёрз. Это не удивительно.
Орон стал осторожно толкать дверь, но что-то мешало ему с другой стороны. Пришлось толкнуть посильнее!
Протиснувшись в образовавшуюся щель, он увидел ещё один скелет. Человек умер возле двери или был убит уже после того, как дверь заперли.
Орон пошёл коридору в направлении элтара.
Помещение выглядело опустошённым. Многое из того, что здесь когда-то находилось, исчезло.
Исчезли картины, исчезли почитаемые изображения, исчезла мебель. Из скудного убранства, собранного до того, как восстановили храм, не осталось ничего.
Наконец юноша оказался перед дверью, ведущей в элтар.
Она не была заперта, через её полуоткрытый проём можно было увидеть часть помещения элтара, освещённую слабым лунным светом.
Странно, но здесь всё осталось на своих местах.
Орон наложил на себя священное знамение, прочитал длинную молитву, встал на колени и поцеловал пол перед входом.
Поднялся, постоял и нерешительно переступил порог.
«Они побоялись войти или им кто-то запретил, – подумал он. – Наставник всё же был прав».
В углу он увидел ещё один скелет. Мертвец словно привалился к стене. Кисть правой руки отсутствовала, на уцелевших костях виднелись повреждения, ноги были перебиты во многих местах. Не хватало также нижней челюсти. Видимо, человек заполз внутрь и умер здесь.
Орон подошёл к нему, посмотрел на цепь, обвивавшую останки.
– Воин Римлянин, мир праху твоему…
Он прошёл через одну из боковых дверей внутрь храма. В отличие от элтарной, здесь царили последствия страшного погрома.
Под ногами звенели стреляные стеклянные гильзы, хрустел разный мусор.
Наконец он увидел валяющиеся кости правой руки Римлянина, которую отсекли, скорее всего, на том месте, где она лежала.
Здесь тоже всё было разрушено, стены избиты следами лучей, исписаны, изрисованы кощунственными надписями.
– Спокойно! Я всё это знал. Я знал это с момента, когда это произошло и до сегодняшнего дня. Я всё знал… Спокойно.
Он вернулся в элтарь, приблизился к Престолию Жертвы и, взявшись за края каменной плиты, укрывавшей Престолий сверху, принялся медленно сдвигать её влево.
Каменная плита была необыкновенно тяжела: чуть тронувшись с места, она остановилась. После четырёх попыток, которые полностью лишили его сил, он, задыхаясь, упал на пол рядом с Престолием, чтобы немного отдышаться.
Он закрыл глаза.
На него нахлынули воспоминания девятилетней давности.
– А я тебе говорю, что не претворяется хлеб и вино в плоть Бога! Мы только умственно это всё воспринимаем. Не может этого быть, не может! Это только наше представление… Не может Господь снисходить к нам, грешным, Своим пречистым телом, чтобы мы вкушали Его плоть!
– Ах, как же ты, мой брат Римлянин, можешь такое говорить! Это же ересь. Как тебя терпит наш Наставник? Уму непостижимо!
Читать дальше