Инга Ильм - Обрывки из реальностей. ПоТегуРим

Старушка не унималась, она заметила реакцию на приглашение, но удивилась, что речь о сыне не произвела должного впечатления на слушателя. Так что ей пришлось повторить свой рассказ более эмоционально и с некоторой вариацией. Невозможно себе представить – в Риме никто не удивлен, что на свете бывают художники! Но вот в Австралии… Зазывала рассеянно, но уважительно кивал. Спросил, можно ли он оставит себе эту картинку. Старушка обрадовалась, задребезжала – да, это ведь подарок вам, приходите! приходите на открытие! Конферансье уважительно сложил флаер и начал прятать его в карман.

В этот момент к столику шагнул очень высокий худой мужчина с развевающимися волосами. Весь ресторан загудел как улей. «Мы вас все ждали!.. Почему так задержались?.. – начали раздаваться возгласы со всех сторон. – Вы сын этой старой леди!» – «Ах вот как?» – растерялся он. Все расхохотались и закричали: «Вы художник! Художник! Живёте в Венеции!» После того как овации разбились о него и утихли, Кенгуру сказала: «А я уже пригласила на выставку этого замечательного мужчину» – и махнула рукой за спину сына. Художник поискал подслеповатыми глазами фигуру возможного покупателя и разочарованно обернулся к зазывале: «Что ж, приходите! Я дам вам хорошую скидку», – сказал он. И сел.

Как всякий художник, он выглядел молодящимся. Тонкие седые пушистые волосы летали над его головой лёгким нимбом. Рубашка навыпуск. И огромные, очень добрые, распахнутые миру глаза. У таких мужчин обычно бывает много детей, большая семья. И хорохорится он, конечно, спорит со временем, но ему совсем уже к шестидесяти. Впрочем, обликом он – сущий мальчишка лет двадцати. И похоже, что-то сложилось в этой жизни не так. Похоже, что всего-то их двое. На всём белом свете – мать и сын. Только он – живёт в Венеции, а миссис Кенгуру одиноко обитает где-то там в своей Австралии. Они разлучены, к их великому огорчению. Но по-другому никак…

– Где же ты был? Я так долго тебя ждала! – начала она жалобным голосом.

– А где мы договорились встретиться, мама? – спросил он, и было понятно, что в нём, помимо бесконечной любви, живёт ещё и просто безграничное к ней терпение.

– Напротив Пантеона! – победно вскричала она.

– А мы где, мама? – ласково улыбнулся он.

– Справа от Пантеона, – виновато ответила миссис. – Но ведь и напротив тоже! – это уже с лёгким превосходством.

Он накрыл своей рукой её руку, углубился в меню и вынырнул заметно расстроенным. Для человека, живущего в Италии, заплатить по ценам площади – насмешка над собой или тогда уж волевое решение.

– А я вон какую тебе девушку нашла, – кивнула она на меня.

Художник смутился, но я не повела и бровью. Он утешился, подумал, что я не понимаю английский, и сказал:

– Хорошая! – Помолчал. – Я её сфотографирую!

«Ну уж дудки», – подумала я и увлеклась сценой за его спиной.

За его спиной стоял класс школьников. Точнее, только начал выстраиваться в шеренги. В первой паре была крошечная измученная женщина, резкими чертами лица напоминавшая испанку. Рядом с ней – огромный подросток-переросток, чёрный, она держала его за руку. Его штаны висели почти что на коленках, дреды на коротких волосах – всё как положено. И то, что он гигант-переросток, вначале просто ощущалось. А потом подошёл и весь его класс. Теперь вокруг него вились ребята 12—13 лет. Он выглядел на все шестнадцать. Если бы только не привычная покорность его большой тёмной руки цепкой ладошке педагога. И уж очень целомудренное озорство блестело в его глазах. Он, очевидно, многое успел с утра и теперь томился от вынужденного безделья. Его в паре с училкой принудили открывать шествие класса по узким прихотливым улочкам. И он сердился. Всё ему надоело. Но, обнаружив в моём лице зрителя, паренёк тотчас оживился и придумал новую шалость. Он проверил, как работает пробка на его фляжке. При сильном сдавливании бутылки она пропускала очень тонкую, но быструю струю холодной воды. И пока стайка ребят под управлением двух педагогов была увлечена процессом организации в пары – он, опустив глаза, понурясь, как и положено провинившемуся, начал потихоньку брызгаться. Я расхохоталась. За мной отреагировал и ресторан. Проказник получил гораздо больше внимания, чем ему было необходимо, и чуть ли не за ухо (а быть может, мне так показалось, потому что дотянуться до него крошечный страж точно никак не мог) был увлечён в толпу, которая сорвалась с места, уступая пространство новой группе туристов. Картинка изменилась. Теперь напротив каменными изваяниями застыли туристы из Японии. Все они были в белом, и у каждого из персонажей в ухе был бирюзовый передатчик, и все они одновременно крутили головами, повинуясь неведомому зрителю сигналу.