Наталья Рубанова - Сперматозоиды

Сана же спит и видит – вот лес, вот медведь, вот м о лодец: жизнь как сон – или же все-таки как чудо? Но П. режет ее фильм, П. выгоняет ее, обескровленную и обезвоженную, из зрительного зала (а ведь у нее билет! билет!) – сначала исчезает звук, а потом и сама картинка: «Чай в термосе». Сана кивает и не проговаривается, что мечтает убить Снежную королеву, ехать в чертовой этой машинке вечность и никуда, вообще никуда не приезжать, ни-ког-да – может, если составить слово из льдинок, так и будет?.. Знаешь, говорит вдруг П., а ведь ты… ведь тебе… тебе я могу рассказать все… ну или почти. Это важно, иметь такого человека (на «иметь» Сана морщится). Ты уникум, а я… да что там… мы же кредит выплачиваем… коробка, скворечня!.. Мальчик и мальчик: добежавшие , как ты выражаешься, сперматозоиды … Из-за них долги. Точнее, из-за них тоже… Я ведь, Сана, всем должен… по жизни. Устал! Изменить нельзя ничего. А иногда хочется… даже не знаю, как и сказать… ну, в общем, слабым побыть… попробовать, к а к это: слабину дать. Тебе мужики говорили когда-нибудь, что хотят слабыми стать?.. Сана закуривает: местоимение мы («мы выплачиваем…») режет слух больше неожиданного признания.

Да нет, она резко выдыхает дым.

Так – пара мужей, любовник… больше никто.

…а Штайнер вот пишет, что в седьмом тысячелетии все тетки бесплодными станут. – Мамадорогая, наконец-то! – Почему наконец-то ? – А что тут думать, сколько можно повторять одно и то же, действия одни и те же? – Ну… божественный замысел. Но ты только вообрази: получается, в седьмом тысячелетии людям на земле уже нечего делать будет! – А сейчас они что делают? Ты вообще понимаешь, что происходит? – Куда малограмотной бабе… – Да таких, как ты, на руках носить надо. – Так носи… – Заняты… – Все две? – Все две. – Соврал бы! – Ты ж не поверишь… – Допустим… – Тогда зачем? – Чтоб я развесила уши чтоб ты подарил мне серебряные вилки чтоб я снимала «лапшу»: классно придумано? – Классно, иди ко мне. – Почему, если обнаженка, говорят «иди ко мне»? – Кто говорит? – Ну, так… вообще… люди… – Не слушай людей, иди ко… – Погоди, а еще Штайнер говорит… – Ну какой опять Штайнер! – …о великой тайне. – Великой тайне? – Если в двух словах… – Покороче. – Если в двух словах, то органы, которые человек называет органами низшей природы… – Эти, что ли? – Да хватит, я серьезно… – Я тоже. – Ну дослушай, эти самые органы, в общем, в некотором роде испорченное изображение богов в земном человеке . – Не понял: кого цитируем?.. – То, что должно было стать, исходя из космического замысла, высшим, наидуховным, стало низшей природой… – Как все запущено-то! – Вот эта самая тайна и скрывает противоречивость людскую… Все это произошло из-за вторжения Люцифера… – Может, не надо столько Штайнера?.. – А что делать?.. – Сходи замуж по новой. – Благодарствуйте! – Я тебя обожаю. – Женись. – Многоженство запрещено… – Что же делать?.. – Иди ко мне. – Я не хочу, не хочу, я не хочу-у!.. – Успокойся. – Не надо меня успокаивать! – Вина хочешь? – Какого вина, какого вина, когда я не знаю, как жить дальше! Хотя, знаешь… нет, погоди-ка: я все, все-все-все, кажется, знаю. Я буду женой Штайнера! – Он умер, Сана… – Штайнер и теперь живее всех живых! – А ты здорово набралась… – И-и-и-ди ка-а мнэ-э… – Не кривляйся. – И-и-и-ди ка-а мнэ-э… в кошмарррном снэ-э-э… – Да уймись ты! – Меня зовут фррррау Штайнеррррррр!..

Античный лоб, нос с еле заметной горбинкой, аристократичные (так бывает) губы… у П. какое-то детское выражение лица: спящий мачо почти всегда похож на ребенка, думает Сана, не потому ли инфантильность – обратная сторона «чисто мужских» качеств? «Спи, шесть только…». П. тяжело дышит – что видит душа его, гадает Сана, что вообще видит душа, покидающая – пусть ненадолго – тело, по каким мирам путешествует? А может, это не душа путешествует, а какой-нибудь двойник астральный – или как его там?.. Что она, Сана, вообще знает об астральных двойниках? И куда улетала ее тень? А никуда, закуривает она минуту спустя, никуда ее тень и не улетала – сегодня Сана не сомкнула глаз: первый раз в жизни слушала она сердце П., видела, как танцуют на щеках его странные, не пойми откуда взявшиеся отсветы, и запоминала, запоминала; предчувствуя же нечто неизбежное, фотографировала зрачками каждое мгновение иллюзорного своего рая – никогда, быть может, не была она настолько осознанна: я смотрела на того, кого любит душа моя, и… «Спи-и, кому говорю!» Все хорошо, волчок, все хорошо, серый, и тебя вылечат… А ведь ночь действительно нежна, думает Сана: кажется, колумбарий ее редких, исчезающих как вид, чувств пополнит новая урна – быть может, не так нескоро: кто знает? Ну а пока… пока физическое тело Саны прижимается к физическому телу П., а эфирное сплетается с эфирным – тук, тук: как странно, и этот ритм выдает все тот же дурацкий метроном, как странно!..