Рамиль Гарифуллин - Казань – ностальжи

© Татарское книжное издательство, 2018

© Гарифуллин Р. Р., 2018

Все мои рассказы о прошлой Казани пишутся на основании приятных воспоминаний, которые «преследуют» меня всю жизнь. Они всегда со мной, как некая моя внутренняя душевная опора. Не могу себе представить свою жизнь без этой опоры, наполненной атмосферой Казани моего детства. Когда я погружаюсь в этот Мир, то ко мне приходит некое трудновыразимое умиротворение. Это погружение со мной случается в течение дня. Первое погружение бывает ранним утром. Я быстренько срисовываю эти образы-воспоминания с помощью Карандаша Слов, и рассказ готов! Переход от воспоминаний к самовыражению не менее интересный процесс, чем само воспоминание. Это даже некая страсть, благодаря которой я писал рассказы. Когда рассказ заканчивался, то у меня часто проступали слёзы от некоего очищения и удовольствия! При самовыражении всегда может произойти Открытие, то есть появиться нечто забытое, нечто такое, чего не было в воспоминании. Это волнительно, так как не знаешь, что выбросит тебе твоё подсознание, а по сути, моё сердце, которое находится в условиях самовыражения. Но это приятное волнение! Волнение, как ожидание открытия себя самого и Мира Прошлого, который связан с моим родным и любимым городом Казанью… И так хочется, чтобы читатель почувствовал то, что я сам чувствовал, когда писал эти рассказы. Дорогой мой читатель, желаю Вам это почувствовать!

С уважением, автор

Весь наш коридор коммуналки знал, что дядя Миша ежедневно ходит рассвет встречать. Причём ходил он на свои свидания с солнцем круглый год. Мне удавалось застать его идущим смотреть рассвет только зимой. В зимнюю, утреннюю темноту не хотелось идти в детский сад, но дядя Миша подбадривал меня, дескать, потерпи немного, ведь скоро рассвет! Он всегда звал меня с собой, убеждая мою маму или апамку [1] Апамка, апа (тат.) – обращение к старшей сестре, тёте. , что детский сад никуда не денется. Дядя Миша говорил, что мы не должны ждать лета, так как в это время года придётся вставать очень рано, а зимой можно и на рассвет посмотреть, и на работу с детским садом успеть. Это было первым моим интересом к рассвету, как к некоей большой ценности. Но понимать мало, важно чувствовать! И поэтому я мечтал, что всё-таки в какой-нибудь из дней пойду с дядей Мишей. К тому же утреннее солнышко я уже любил, но любви к тому, как оно является к людям из тьмы, у меня тогда ещё не было.

Дядя Миша выходил один из парадки и шёл в направлении Спасской башни Казанского Кремля, чтобы подняться к её основанию. Иногда я заставал его в коридоре после возвращения со свидания с солнышком. Он спокойно и с неким наслаждением рассказывал, как сегодня встретил рассвет, как первым явился на это «любовное» свидание и с трепетом ждал появления своей «избранницы», и в какое-то мгновение она появилась! Рассказывал он это уходящим на работу соседям, но чаще тёте Вере, которая жарила что-то для завтрака. Договорить ему всегда мешала его жена тётя Роза. Она громко и ревниво ворчала о чём-то на иврите. И наш утренний романтик дядя Миша уходил под конвоем к себе домой. Он не рассказывал о рассвете только дяде Ване, который страдальчески дрожал от утреннего похмелья, переночевав у своих дверей.

Потом я выходил с мамой на остановку 1-го троллейбуса и заглядывал в окно дяди Миши. Видел, как он грустно сидит в своей каморке, выслушивая ругань тёти Розы. Он обнаруживал меня в окне и подмигивал мне с намёком на то, что на рассвет всё-таки нужно ходить! За этой немой сценой двух пенсионеров долго наблюдать не приходилось, так как троллейбус приезжал быстро.

Только в зимние бураны дядя Миша не ходил смотреть на рассвет. «Закрыли в темнице мою невесту, но свет идёт от неё и излучается, и день начинается…» – выговаривал он тёте Вере.

Когда в моём детском саду был объявлен карантин, то я понял, что мне наконец-то удастся увидеть рассвет с дядей Мишей. Тем более бураны закончились и наступили солнечные безветренные деньки. Уже вечером я предупредил дядю Мишу о том, что обязательно пойду с ним. Он сильно и искренне этому обрадовался! А я обрадовался тому, что он за меня обрадовался! Так радоваться за меня могли только мама и папа… а теперь и дядя Миша…