Олег Жуков - ОНА.puzzles

И когда мы с Тобой открыли глаза, то опять увидели друг друга – иначе и быть не могло – и снова все показалось до боли знакомым.

Исчезли только матрацы с пола и кровать со скрипучей сеткой.

Но, подчиняясь правилам игры, придуманной не нами, мы должны были делать вид, что не знакомы друг с другом.

Но откуда тогда такое доверие?

Да, я знаю, что Ты скажешь.

Ты скажешь, что я не верил.

Но, милая моя, как можно было в такое поверить, столкнувшись с реальностью под закрытыми веками?

Так бывает: когда увидишь кошмарный сон, то никак не можешь от него оторваться, с недоверием вступая в следующий день, при этом обнаружив, что календарь перевернули на 10 лет.

И должно пройти какое-то время, чтобы видение отпустило, символы забылись, а сон так и остался сном, потому что другой реальности – без Тебя – я не представляю.

А во сне понимаешь – это Ты, даже если Твое изображение ускользает, но я бегу за ним, хватаю за локоть, разворачиваю к себе и вижу, что ошибся.

Но то, что уместилось здесь на двух строчках, во сне – в двух секундах, в личном, вполне реальном, восприятии затрачивает годы.

И я уже теряюсь, постоянно блуждая между сном и явью, между веками и полюсами; и когда мне кажется, что это лицо – такое прекрасное в свете луны – Твое, наступает утро и Ты снова ускользаешь, закутанная в пуховое сновидение, оставив после себя чужую женщину.

Тут волей-неволей будешь по утрам заглядывать под кровать и открывать шкафы, дабы убедиться, что этой чужой женщины больше нет, нечаянно раздражая Тебя собственной паранойей.

Тогда Ты надуваешь губы, из Твоих глаз льются соленые слезы.

Ты не выдерживаешь и подводишь меня к зеркалу, чтобы я смог наконец-то увидеть собственное отражение, так и не открывшее глаза…

Под серым небом странник бродит

С засохшей на щеке слезой

Его судьбой проклятье водит

И не даёт ему покой

Его душа закрыта маской

Под ней завядшие цветы

С последним лепестком ромашки

На нём одно лишь слово: «Ты»

И стены храма разрушая

С ним повстречается любовь

Но, поцарапав маникюром душу

Его голубка улетает вновь…

И вновь луна молитвы слышит

В морщины покрывает руки ночь

А конь его – товарищ верный

Уносит по дороге прочь

Чтобы пройти опять по кругу

Печали, горести, тревоги

Везде искать свою подругу

За гордость наказали боги…

И снова отражение скорби

Предательство толпы

Иуды сук

Поломанные крылья за спиной Икара

И шорох пересохших губ

«Опять не Ты…»

Солёный ветер

Звезда, пропавшая во мгле

Темно

Обломки

Рваный парус

Патрон последний у виска

Закрытые ворота ада

А в рай не пустят никогда…

Ни смерти

Ни бессмертия

Ни жизни

Принявший наказание

Непрощенный

Сын ветра и опавших листьев

Всегда страдать приговорённый

Легенда волчьей стаи

Ворон

Седой ребёнок

Серый капюшон

Стон лепестка последнего ромашки

И палача, и жертвы сон

Уставший, но незнающий покоя

Изгоем обреченный быть

Изгоем…

* * * * * * *

Осколки льда застряли в сердце

По венам бьётся холодок

А пульс – неосторожно мелкий

Теряет в теле жизни ток

Кошмаром сны наружу рвутся

От пота мокрая постель

И еле слышный шепот криком

Вонзает в душу слово

«Верь!»

Но демон, скалясь, обнажает

Свои вампирские клыки

Со злой ухмылкой наблюдает

Как сбился Ангел мой с пути…

Гроза застала Веру и ее почти шестилетнего сына Ваню посреди Шаболовки, куда они поехали, чтобы заложить в ломбарде кулон на золотой цепочке. Сильный ливень, обрушившийся на Москву, лишний раз подчеркнул нерадостное настроение.

Выходя из дома, доверившись солнцу за окном, про зонтик Вера даже не вспомнила. Она с утра пыталась решить уравнение с двумя «известными»: надо отдать долг – это принципиально, и у Вани в конце недели день рождения, а, значит, придут гости, и надо накрыть на стол и сделать сыну подарок – это тоже принципиально. Один кулон, пусть и на цепочке, не решал задачу. К тому же, повседневные расходы им с Ваней так же пока никто не отменил. Не до метеопрогнозов как-то…

Не добежав от трамвайной остановки до ломбарда, они нашли убежище под раскидистым тополем, более-менее защитившим их от того, чтобы не промокнуть до нитки. Вера с грустью смотрела на потоки воды, смывающей пыль с вмиг опустевшей улицы. Ваня прижимался к ней, обхватив ее руку.