Екатерина Костина: Дневник Личности

– Да, уж, знакомое произведение.

– Ничего себе! Как скот среди скотов! Я не согласен! – воскликнул Умник.

Мозг был очень ранимым, когда речь заходила о его свободе.

– Ну как простолюдин среди простолюдинов, если тебе так легче будет. Не выпендривайся, короче.

– И ум мой ограничивать не надо!

– Да ладно. Это, чтобы ты не переусердствовал и в психушку не загремел.

– Да. Есть, правда, один нюанс, про который даже знающие эту тайну люди, забывают, – Любаня подмигнула Филу.

– Выкладывай.

– Как солнце если не встает, то садится; как день если не увеличивается, то уменьшается; так и человек если не развивается, то деградирует. И здесь без исключений.

Люба с братьями дошли до скрытого от глаз хода, в который если нырнуть, окажешься прямо у метро.

– Ладно, поехали домой.

Они свернули за угол.

– Любань, – оживился всю дорогу молчавший Илья, – а может на каток?

– Правильно, Илюш! – Люба засмеялась звонким счастливым смехом, – на каток!

– И что это было? – Умник выглядел растерянным.

– Это Россия, детка. Ты еще не привык?

Люба с братьями вышли из психоневрологического диспансера. Нет-нет, болен никто не был. Просто нужна была справка для младшего сына, чтобы он мог продолжить свое обучение в специальном логопедическом саду.

– Что, Умничка, ты в очередной раз оказался в тупике? – Люба улыбнулась.

– Люб, это чудо с серьгой в губе была врач? – Мозг никак не мог прийти в себя. – Зараза, и я должен ее слушать, а еще чего доброго, слушаться?

– Не парься, Мозг, давай, пойдем еще поприкалываемся. Ну, уматная телка же! – Веселому в этот раз повезло.

Молодая, лет тридцати девушка, урожденная одной из северокавказских республик, так и не избавившись от характерного акцента, была величественна на своем важнейшем посту детского врача-психиатра. Ее вопросы, обращенные к Любе по поводу сына, звучали томно-снисходительно. И только нервное постукивание кончиков пальцев по столу выдавало в ней живого человека. Да, серьга в уголке рта у нее действительно была. Видимо, это должно было быть красиво, но выглядело, как протест строгим нравам ее исторической родины.

– В детстве массаж мальчику делали? – задала она свой первый профессиональный вопрос.

– Я не помню, двоим из троих детей делали, а кому именно не скажу, – ответила Люба, – посмотрите, пожалуйста, в карте.

Карта действительно лежала перед глазами врача и могла избавить оппонентов от ненужных дискуссий, но «королева» выбрала другой путь.

– Как это Вы не помните?

– Объясняю. У меня трое детей, все мальчики, родились друг за другом. Мы делали все, что нам рекомендовали. Сейчас, по прошествии лет, я не помню кому и что.

– Во сколько месяцев ребенок начал сидеть? – интересно, она принципиально не называет сына по имени?

– Как положено.

– Сколько ему было, когда он пошел?

– Около года, – столь пространный ответ заставил эскулапа от медицины, наконец, оторвать взгляд от созерцания собственного идеального маникюра и поднять глаза на Любу.

– Когда он сказал первое слово?

– В полтора-два года, когда они начинают обычно говорить? – Любе уже стало смешно. Она на себе испытала нагрузку, при которой человек занят по уши ежесекундно, включая ночи. Поэтому знала, что в памяти остается только то, что выбивается из нормы. И теперь, пытаясь вспомнить, кто сгрыз пульт от телевизора она сначала восстанавливала в памяти, в какой квартире стоял этот телевизор и из этого делала вывод, следы чьих молочных зубов остались на пульте. Потому что старший сын подрастал в одном районе города, а перед рождением среднего они перебрались в другой.

– Когда он первый раз сказал предложение из трех слов?

– Вовремя.

– Мамочка, Вы хоть что-нибудь знаете про своего ребенка?

– Все, что нужно.

– Когда он начал говорить сложные предложения? Или еще не говорит?

«Господи, за что мне это?» – вопрошал Умник.

«Давай взорвем ей мозг!», – начал заводиться Веселый.

– Говорит. Начал поздно, года в четыре. Поэтому мы ходим в логопедический сад. И нам просто нужна справка для комиссии.

– На учете у какого-нибудь специалиста состоите?

– Нет.

– А как же, вот запись невропатолога в карте, а говорите, не состоите! – О силы небесные! Она открыла карту!

«…и нашла то, что ей нужно», – Веселый был неутомим.

– Понимаете ли, – Любе стало не смешно, она начинала злиться, – это запись невропатолога с очередной диспансеризации. Такие же записи там есть от хирурга, окулиста, стоматолога и других специалистов. И это совсем не значит, что мы у всех них стоим на учете!