Лана Петровских - Пятна Роршаха. Люся и Потапов

– Это ваша сестра?

Опуская на стол мутный взгляд, я неопределенно пожала плечами, чувствуя, что где-то внутри, закручиваясь спиралью, нарастает пугающий звон. Второй полицейский профессиональным чутьем поймал моё падающее в бессознательную пустоту тело.

Я очнулась от едкого запаха нашатыря, уже сидя на уличной лавочке. Заботливый участковый стоял рядом.

– Может, позвонить кому-то, чтобы пришли за вами?

Не чувствуя движений собственных губ, я прошептала:

– У нас нет никого…

В моем шепоте только наречие, местоимения, предлоги – ни одного глагола, полное бездействие и пустота. Горячие слезы внезапно обожгли мои глаза. Закрыв руками лицо, я пыталась спрятаться от внезапного горя, скорчившись до размеров плоской бактерии, желая уменьшить свои физические размеры, чтобы понизить рвущие на части децибелы боли, которые пронзали каждую клеточку моего рыдающего тела.

– Побыть с вами?

Не получив ответа, участковый, уходя, произнес:

– Вас пацан дома ждет!

Его слова, обретшие острый смысл, будто криком отозвались в сознании. Вскочив, я тут же села на место, не чувствуя опоры под ногами, не зная, не понимая, как можно сказать мальчику, какими словами можно объяснить ему потерю смысла нашей жизни и будущего.

В кармане завибрировал телефон. Вырываясь из пальцев, своим возмущением он заставил вдруг поверить в невозможное. Не глядя на дисплей, я прокричала в трубку:

– Оля!

На доли секунды меня обдало волной ускользающей надежды, но услышав в ответ приглушенный голос крестной, я сильно зажмурилась и перестала дышать, будто готовилась к быстрому погружению. Сердце ухнуло с невероятной высоты и замерло, не долетев до необходимой опоры, точно повисло между мирами комкообразной болью. Облачное глухое состояние обволокло моё существо, спрятав чувства в белую пухлость ваты.

– Алло, Люсенька, это тётя Вера… не слышно… Разбудила я тебя, что ли? Прости… я хотела спросить, Оля-то добралась? Она школьную форму для Мишки у меня оставила… забыла, что ли? Не могу дозвониться ей…

От внезапно обрушившегося горя мои чувства непостижимом образом исчезли, словно провалились куда-то. Не слыша своего голоса, я хладнокровно отчеканила:

– Оли больше нет, несчастный случай.

– Что ты?! Девонька моя… господи… что ж такое? Под электричку, что ли, попала? Ой, дороги эти страшные, – упавший голос крестной казался тягучим и чужим. – Люсенька, родная моя… Я прямо сейчас на вокзал, днем буду у вас. А Мишке… не говори ничего… задержалась, мол, мамка… господи, несчастье-то какое…

Я не помню, как добралась домой, я не помню, как приехала крестная. День сменялся днем. Суета тети Веры, собирающей необходимые вещи после похорон, малознакомые люди с печальными лицами, бродившие по дому, разложенные стопочки полотенец, постельного белья, корзина с яблоками, банки с компотами – все смешивалось в пространстве и совершенно не привлекало моего внимания.

В каком-то странном забытьи прошло несколько дней. Моё следующее утро начиналось с неяркого света, который проникал через окно и неплотные шторы. Я не могла понять, спала я или просто лежала, отгородившись от мира закрытыми глазами.

Сегодня откуда-то из глубины я вдруг почувствовала колкое онемение в области бедра. Телесное ощущение нарастало, и через несколько секунд чувство жжения определенно сжимало бедро. Это реальная боль неловким приемом возвращала в реальность.

Я попыталась привстать на локтях. От увиденного моё сердце резко сжалось. Я порывисто глубоко вздохнула и вдруг почувствовала, как сердечный комочек вырвался из ватного облака и полетел вниз стремительно, где через доли секунды обрел потерянную опору. Слезы больно обожгли кожу. Я осторожно прилегла вновь на спину, стараясь сдержать рыдающую лихорадку, чтобы не разбудить спящего на моей ноге Мишку.

«Как я могла забыть, почти предать его, бросив малыша один на один с горем потери!»

Внутренние гневные обвинения самой себе моментально отрезвили от летаргического забытья собственных переживаний. Бережно коснувшись его взъерошенных волос, я твёрдо приняла решение. «Надо в Москву!»

Не успев объявить о переезде, я благодарно обрадовалась словам крестной, которая, видимо, долго готовилась, чтобы начать подобный разговор.

– Я здесь все время думала и… решила… Только ты сразу не воспринимай в штыки… горе страшное… но вам – Мише и тебе – надо дальше жить… вот, что… Я забираю вас в Москву… Уже и с мужем поговорила… Он не против… соберем вещи… квартиру сдашь на время, у вас в центре города, кто-нибудь да согласится, а сами со мной… Мишу в школу определим. И не возражай! В Москве работу найдешь. В тесноте, да не в обиде… да и место поменять надо… здесь каждый клочочек будет напоминать, а жить надо… Сколько жалельщиков пустых найдется, только рану будут бередить… Вот мой сказ, дорогие вы мои детки!