Лана Петровских - Пятна Роршаха. Люся и Потапов

– Еще, мам! Еще! Аттракцион!

Девочка, оттолкнувшись от скамейки, внезапно порывисто встала на дно лодки, раскинула руки в стороны для равновесия и зажмурила глаза. Лодка качалась на воде, касаясь бортами темной воды озера.

Люся распахнула глаза и мгновенно зажмурилась от внезапного ужаса – прямо перед ее носом зависла огромная стрекоза. Её крылья переливались от солнечных бликов, отраженных поверхностью воды. Девочке показалось, что она увидела своё отражение в изумрудных глазах непрошеной гостьи.

Импульсивно отталкивая воздух перед собой, она пыталась отклонить полет стрекозы. А раскачанная лодка от резких движений девочки сильно накренилась и зачерпнула бортом озерную воду.

Нелепые движения, неуправляемое тело… – девочка падает за борт. Последнее, что она увидела, погружаясь в воду, как мама резко вскочила, протягивая к ней руки. Вода где-то наверху сомкнулась, и что-то тяжелое скользнуло больно по голове… Стало темно и холодно.

От внезапной потери одной ноши облегченная лодка резко опрокинулась в противоположную сторону. Женщина, вскрикнув, упала за другой борт.

Лодка, со стоном перевернувшись, уключиной ударила женщину по голове. В ускользающем от боли сознании то единственное, что успела заметить она – только прозрачную вереницу меркнущих пузырьков воздуха, стремительно уплывающих вверх…

Так я навсегда потеряла маму. Своего падение я не помню, только резкий холод и дрожащее состояние от напряжения.

Я неизменно просыпаюсь на этом месте от собственного крика. Влажный лоб, липкий пот которого неприятно холодит голову. Кожа от рассыпавшихся мурашек превращается в шершавый апельсиновый слой. На мой вопль прибегает Оля:

– Люсечка, хорошая моя, тише, тише, все хорошо… Опять тонула? Опять твой сон? Тише, тише. Давай вытянем ножки, подыши… спокойно… молодец… Сестренка ты моя милая. Все хорошо… Давай выпьем наше замечательное успокоительное, которое нам доктор прописывает, где оно?

Она всегда со мной как с малышом, но мне это нравится, она для меня вторая мама. Мы с Мишкой так и зовём Олю – «наша мама».

– Всё у нас хорошо, – повторяет Оля. – Посмотри, как солнечно за окном. – Я уже блинчики допекаю.

Мишка сидел за столом, ерзая от нетерпения, и макал палец в банку с вареньем.

– Что ты делаешь? – с улыбкой спрашивает Оля. – В пять лет облизывать пальцы куда ни шло, но в десять…

На сковородке золотистая вкуснятина пытается оторваться краями от огненной поверхности.

– Последний блинчик, как обычно, маме, – поджав губы, Оля смотрит на меня. Ее грусть проникает внутрь, мне вновь становится зябко.

– Сходим на кладбище и оставим блинчик там… – тихо произносит Оля, отворачивая лицо. Она прячет влажные глаза.

При слове «кладбище» я не испытываю панических эмоций, ритуальных ассоциаций. Мне там спокойно и безмятежно. Мир без суеты. Я часто брала этюдник и рисовала космические пути и бесконечность, но никогда не могла нарисовать маминого лица, хотя окончила с отличием факультет живописи. Мои тщетные попытки заканчивались судорогами пальцев…

…

Сонные, пригретые солнышком воробьи вяло взлетели, растревоженные хлопком двери.

– Надо же, как тепло. Не верится, что скоро осень, – сказала я, разглядывая небо через растопыренные пальцы.

– Сколько раз прихожу на кладбище, уже все фамилии вдоль тропинки знаю наизусть, и, тем не менее, всегда грустно… всех жалко, – голос Оли дрожал.

Пробираясь по узким тропинкам между оградами, она, поглаживает прутья, будто соболезнует всем здесь почившим. Внезапно ржавый скол на чужой ограде вонзается в ее ладонь.

– С-сс-ссс… ой… Будто копьё… как сильно, – Оля присела от неожиданной боли. Я, судорожно обыскивая свои карманы, ищу платок. Перетянув ладонь сестры, невзначай ляпаю.

– Кровь проливается, что-то с родней случается…

А потом мы сидим на скамеечке, прижавшись друг к другу.

– Почти двадцать лет нет мамы, а до сих пор ком в горле, – тихо произносит Оля. – Как тебе удалось выплыть тогда? Ты все твердила, что бабушка помогла, но она за год до трагедии умерла… Никто не верил, что поправишься… А ты выжила! Вот только сон остался…

– Да… Я часто русалочку из легенды вспоминаю… одинокую и несчастную, как мы с тобой…

– Да почему это мы с тобой несчастные? Ты выросла, Мишка у нас есть, а то, что мужчины не приживаются в нашей семье – это не беда. А про русалочку одинокую забудь. Я тоже о ней часто думала да на озеро ходила, вот потому и накликала любовь неразделенную, а тебе пора свою жизнь устраивать, засиделась ты в девках, надо тебя к крестной в Москву!