Лидия Луковцева - Посланница вечности

Что дед, что баба были большими шутниками, приколистами по-нынешнему. И постоянно что-то друг от друга прятали. Поначалу это, наверно, было для них вроде азартной игры, почище всяких казино. Постепенно стало образом жизни. Нынче называется – квест. У обоих развилась необычайная розыскная интуиция. Нюх, говорили они.

Баба Тома понемногу утаивала от деда денежки, заворачивала их в полиэтиленовый кулек и регулярно перепрятывала. Вдруг однажды, ни с того ни с сего, МикитУшке взбрело в голову топить среди лета печь в доме, к чему он вообще не имел никакого касательства, к тому же должен был в это время ковыряться в огороде. Баба Тома, возившаяся в летней кухне, унюхала дым, выскочила во двор – уж не пожар ли? Нет, во дворе все в порядке. Слабенький прозрачный столбик поднимался из трубы над домом.

Баба фурией влетела в дом и двинула со всей мочи сидящего на скамеечке перед дверцей печи деда. Дед улетел, скамейка следом. Баба, словно безумная, стала кочергой выгребать в железный таз сгоревшие бумажки, но выгребать там было уже нечего.

А она, моча, вдруг возьми да стукни! Дед просто засовывал в печь пустую пачку от сигарет, увидел, что все забито, и решил маленько помочь жене.

– Тебя чего черт дернул топить среди лета?! – рыдала баба.

– А тебя не иначе черт дернул туда деньги совать! Вот в следующий раз думать будешь своим котелком!

– Да ты ж, проклятый, хоть бы посмотрел, чего ты там подпаливаешь! – она сама же и рушила свои логические построения.

– А зачем же я буду в этом барахле рыться? Кому нормальному в голову придет деньги в печке прятать?! Только такой чокнутой, как ты!

Но и у деда случались убытки.

Стояла как-то баба и молча смотрела, как дед поливает смородину. Кусты ранней весной были окопаны, но бортики от поливов и дождей размылись, почти сравнялись с землей. Вода, стекая, поливала бурьян. Тамара скорбно покачала головой и скрипнула зубами, но смолчала, может, в тот раз в чем-то грешна была перед мужем.

Никита так и не понял, с чего это супруге вздумалось тут стоять и наблюдать за процессом полива. Поучить решила? Ну-ну! Но она так и ушла молча. А через пару-тройку дней взяла лопату и направилась в огород – окопать смородину заново, пока земля рыхлая.

У них с супругом был договор по умолчанию: дом и кухня – бабское хозяйство, двор и огород – мужское. Ну, варианты, конечно, были. Поэтому дед, узрев в окно супругу, направлявшуюся в огород с лопатой, несколько был удивлен.

– Ты это что, с лопатой? Укропу нарвать отправилась? – поинтересовался он.

– Смородину окопать, – нехотя разжала губы супруга.

– А чего ее окапывать? – забеспокоился дед. – Я же весной ее окапывал!

– Так кое у кого повылазило, что вода по огороду хлещет, сорняки поливает. То-то я не успеваю траву выдергивать.

– А сказать мне, чтоб еще раз окопал – западло?

Баба Тома не то фыркнула презрительно, не то вздохнула тяжко, со всхлипом, словно конь всхрапнул. Что ж это за мужик, которому надо пальцем показывать!

– Легче самой сделать, чем тебе вдолбить! – все же великодушно пояснила она и с сильно преувеличенным отчаянием махнула рукой.

– Да ладно тебе! Сам окопаю, делов-то куча! – и попытался забрать лопату.

– Пошел к черту! – удивилась баба такому рвению и рванула лопату к себе.

– Топай в свою кухню и колготись там! Деловая колбаса! –рявкнул дед и рванул к себе несчастную лопату.

Пару минут они сражались с переменным успехом. В бабу Тому словно бес вселился и что-то ей нашептывал. Поведение деда стало казаться бабе Томе не просто необычным, а подозрительным. С чего вдруг такое упорство? Уже давно бы пора ему было выпустить лопату из рук и сказать свое обычное: ну и дерзай, раз шлея под хвост попала! Видно, и впрямь попала, и придала сил, потому что победу в этой битве титанов одержала супруга.

С неостывшим азартом победителя Тамара, хэкнув, вогнала штык в землю, раз и еще раз… Под штыком что-то хрустнуло, и полупросохшая земля стала на глазах набухать от влаги. Присев, баба Тома осторожненько разгребла мокрую землю и вытащила на свет божий верхнюю половину трехлитровой бутыли. Горлышко ее было закатано жестяной крышкой, хранившаяся в таре жидкость, естественно, вытекла, и в воздухе явственно повеяло самогонным амбре. В нижней части бутыли, разрубленной лихим и метким бабы-Томиным ударом, плескались остатки самогона, безнадежно испорченные насыпавшейся землей.

– Патлатюка чокнутая, – горестно констатировал вышедший из ступора дед Никита и, понурившись в бессильном отчаянии, побрел в дом.