Фёдор Быханов - Павшие идеалы

Пока обдумывали его слова, Ерёма Горобец уверенно примерил на себя лавры всеобщего благотворителя.

– Мальчишка на уроки ездить сможет, – в доказательство своих слов привёл Ерёма Силыч веский аргумент. – А взрослый не устанет преждевременно, когда будет добираться до своего трудового фронта.

Но к той поре уже всенародной стала тяга к перемене вывесок и адресов. И в сельском совете, как оказалось, подобных предложений уже имелся и без того избыточный запас.

Как непреклонно заявил Голова их посёлка городского типа Станислав Ягужинский:

– Переройте весь пёстрый глобус, да только не отыскать и на нём столько улиц, какие названия придумали прочие односельчане.

И вздохнул:

– Хоть каждый день меняй, ходи, таблички, не будет времени даже на то, чтобы полить огород и корову встретить из стада!

Как тут было с ним не согласиться?

Как и с тем, что сама природа сущности любого человека оберегает его иногда от необдуманных решений!

В том числе отыскался, подобным образом, способ защиты от привычки к совершению различных перемен.

Конечно, не всем понравился такой «от ворот поворот»!

Иные начали спорить, брать на горло.

Вроде Фомы Оглоблина, очень хотевшего увековечить собственную рыбацкую страсть в названии улицы, на которой проживает и откуда ходит на берег реки за уловом.

Однако старший человек в муниципальном образовании тоже не так просто взобрался на вершину власти, сумев сделать незаурядную, по местным меркам, карьеру.

Напомнив о своём великом польском земляке, не менее строго, чем когда-то «Железный Феликс», Станислав Ягужинский предостерёг односельчан, поперёд инициативы сверху, пытаться изменить что-либо вокруг со своего шестка или плинтуса:

– Если не уймёшься, Фома Никитович, туда пошлют, куда пешком не суйся, а только ехать нужно и лететь!

Всё остальное посетитель понял и без напоминания о том, что по пути в места не столь отдалённые каторжанина точно и не навязчиво научат:

– Что можно? А что нельзя!

В том числе и на общественном поприще еще не известно:

– Позволят ли, там свой голос иметь, как на родной сторонке?

Короче, убедил земляк Дзержинского бывших товарищей, а ныне господ, в том, что они не правы.

– Нечего лезть с суконной своей физиономией в сдобный ряд, – заявил, как отрезал Станислав Карлович. – И без вас найдутся настоящие профессионалы по части всяких там переименований, в том числе и с политическим уклоном!

И всё же, чекистское прошлое не было столь узким и безошибочным. Давало и оно простор для различных исключений. В том числе и в делах общественных.

На сельском сходе господин Ягужинский предложил всем тем, у кого нет более сил и терпения, всё-таки не суетиться и спокойно дожидаться новой жизни:

– Излейте свои чувства, мысли и предложения на бумагу.

После чего, уже с письменно оформленным заявлением, никому не возбраняется:

– Снова попытать счастья в их сельском совете, а то и в инстанции более высокой – районного уровня!

И пошла, как говорится, писать губерния.

Ведь ни один документ, в том числе и личное заявление, у нас, как водится, в одном экземпляре ни одна канцелярия не принимает.

Да и в двойном количестве не везде согласятся добросовестно зафиксировать в скоросшивателях поступление бумаг:

– Оптимально – пять экземпляров строчи, чтобы наверняка своего добиться!

Не обошлось и без важного условия:

– Никакой копирки!

Да, к тому же, прежде чем изложить своё предложение по изменению в общественном устройстве посёлка городского типа, нужно доказать своё право на такой гражданский поступок:

– Заполняй анкету на пачке бумаги и не пропусти ни одной графы, в том числе и с упоминанием родни, служившей в белой или красной армиях, незаконно репрессированной или благополучно проживающей ныне за рубежом!

Может быть, очень действенна для иных граждан подобная препона на пути к исполнению заветного желания?

Но только не для Фомы Оглоблина. Уж он-то успел поднатореть в составлении всевозможных бумаг за те годы, что не раз попадался рыбнадзору с браконьерскими сетями на их реке.

Вот и на этот раз, за словом в карман он не полез, а все остальные писчебумажные принадлежности ему предоставили в присутственном учреждении.

Словно монумент, величественно и основательно уселся он за канцелярский стол в приёмной и принялся за работу.

И половину дня и почти до самого вечера занимается своим неотложным делом. Так и строчит, заполняя нужные графы, как настоящий писарь по бумаге.