Владимир Апарин - Малахитовое отчаяние

Впереди нас замаячила трасса, полная проходящих машин, а позади послышались автоматные очереди. Усесться в проходящую машину тоже было не трудным делом.

– Ну, куда нам теперь? Решайте! – спросил я у запыхавшихся и притихших спутников.

Они молчали.

– Ну вещи-то ваши вам нужны?

– Да пропади они пропадом после такого, – заскулил вновь Семен.

– Однако время у нас есть. Если хотите что-то взять, давайте возьмем.

– Хотим, – хором ответили они.

Нас довезли ровно до этого же съезда, где пару часов назад я остановил «Тойоту-лендкрузер». Даже костерок еще теплился и в лесной августовской действительности напоминал о приближающейся осени.

Спутники, наперебой выхватывая друг у друга бутылку, снимали стресс.

– Ну а ты что же, – спросил я у Людмилы, которой предстояло стать моей Леночкой. – На, – налил я ей в свою стопочку и подал.

Да! Работа предстояла грандиозная, судя по тому, как она проглотила и не поморщилась.

– Ты кто, мужик? – наконец пришли в себя Сеня с Шуриком. – Не заливай нам про психушку.

– Я действительно псих, – объяснил я, – потому и держали взаперти.

Они хорошенько поматерились на судьбу и заявили, что я сломал их привычный образ жизни.

– Хотите со мной? Поехали в Красноярск, город большой, помоек не меньше, чем в Челябинске.

– Нет, у вас там морозы зимой лютые, – ответил Шурик. – Они очень сокращают жизнь.

Все их ответы я вам передаю литературным языком, иначе это не напечатали бы редакторы.

– Найдете теплый подвал или теплотрассу.

Но мои оппоненты были непреклонны, а, чтобы не затягивать наше расставание, Шурик вдруг рявкнул на Людмилу.

– Слушай, Шкура, не парь мужику мозг, ты меня знаешь!

– Что такое? – заинтересовался я, заметив, что Людочка что-то уж очень тихая и явно собравшаяся в дорогу.

– Не суй свой нос не в свое дело. Может это мой шанс.

– Да в чём дело-то? – теперь насторожился я.

– Ну как хочешь, дрянь, а я мужик и не могу Серегу бросить через колено. Она не Улицкая и не была ею никогда. Четыре срока за мошенничество, а с Улицкой она в психушке познакомилась. Лечили её там от этого дела.

Он щелкнул себя грязным пальцем по кадыку.

– Ну? – сгорал я от нетерпения.

– Ну что ну? Зимует она у нее каждый год, пока мы здесь в теплопункте загибаемся, а весной приходит чистенькой и отъевшейся. Подружки они. Та – нормальная, а эта – шалава. А нас просила ее Улицкой называть.

– Ты меня обманула? – обратился я к Людмиле.

– Ну а чё тут такого-то? Ты хотел, чтобы я была ею и я стала. В чем проблема-то?

– Ну мне она нужна! Ты человек или как?

– Ой, только без истерик. Ну, отведу я тебя к ней. Делов-то… Да зачем она тебе-то, худая, как скелет, не то что я.

– Поняли!

Я простился с приятелями, пожав их заскорузлые грязные лапища, а Людмила крикнула им:

– Ждите! Я вернусь.

– Кто бы сомневался, – донеслось до нас и утонуло в шуме проезжающих машин…

Что-то в последнее время все стали сговорчивыми, стоит только посмотреть им в глаза! Шучу! Вот и водитель «Камаза». Но думаю, что мои новые способности всё таки не телепатия. Там нужен подготовленный приемник в режиме «я жду», а мне для этих фокусов прелюдия не обязательна. Вот и сейчас от нечего делать слышу, как водитель «брезгует» присутствием «красавицы» Людмилы и психует, что она постоянно лапает рычаг переключения передач. Сам рычаг в виде головы кобры и привлекает её внимание, а он всё сомневается достать тряпку и протереть его или нет.

После очередного косого взгляда в её сторону я дергаю её за рукав.

– Перестань!

– А что тут такого? Может это я кокетничаю и хочу познакомиться, – огрызается она.

Водитель улыбается и краснеет.

– Руки сперва надо вымыть, – говорю я ей.

Действительно, как-то мы забыли про эту мелочь. Водитель кидает нам тряпку и кивает в сторону канистры, которая у меня в ногах. Мы на ходу мочим конец тряпки и трем, она мгновенно становится черным.

Машина едет в сторону Кургана и Людмилу это устраивает. А мне она не говорит о конечном пункте путешествия. А я заглядывать в ее черепушку не хочу. Боюсь привыкнуть к простому решению.

Времени обдумать происходящее со мною было достаточно. Нигде так не думается хорошо, как в дороге. Какой русский не любит быстрой езды. К этой мысли Николай Васильевич пришел бы скорее, если бы сидел в кабине «Камаза», на трассе. И этим «ментальным» наслаждением, к моему удивлению, мы перестали напитываться у знакомой таблички. На ней было написано «Шадринск». Дежавю начиналось.