Шахло Хошимова - Родственные души

Затем чучело стало искать путь, чтобы любым способом удержать зайца на поле. Тот, ни о чем не подозревая, продолжал прыгать себе по полю в поисках моркови. Чучело отыскивало оставшиеся морковки и складывало их в кучку для зайца. С набитым животом, довольный, вечером заяц запрыгал в сторону дома.

На другой день заяц опять появился на поле. От радости чучело кружило вокруг него. Заяц был по-прежнему равнодушен, ему и в голову не приходило, что чучело полюбило его. Влюбленное чучело стало собирать морковь с других полей.

Однако, постепенно и соседние поля опустели. Чучело по-прежнему стояло посреди поля, дрожало от холода и ждало зайца. Но больше он не появился. И вот тогда он так громко прокричал в небеса свою обиду, что задрожала вокруг земля. Поднялась сильная буря… Она сорвала голову чучела и разметала ее по сторонам…

Мультфильм шел всего пять-шесть минут, но произвел сильное впечатление на Толиба. Он искренне посочувствовал чучелу, а заяц… «Такие бесчувственные, глупые существа не достойны обиды», – прошептал он и вышел на улицу. Чуть задержался возле двери, в растерянности спросил себя: куда теперь идти? Тут же Толиб пришел к решению…

Тетя Соня что-то шила у окна. Она тут же отложила шитье на подоконник и тепло встретила Толиба:

– Заходи, мой родной.

–Здравствуйте, тетя Соня, – сказал он, стоя на пороге. Волновался, переживал, можно ли ему войти в комнату или нет.

– Заходи, что же ты, как чужой, стоишь на пороге?

Толиб хотел поздороваться за руку. Тетя Соня же обняла и поцеловала его в лоб. Стала приглашать в комнату.

Всю дорогу он мучился в сомнениях, примет его тетя Соня или закроет перед ним дверь. От столь радушного приема он покраснел и на душе у него посветлело. От избытка чувств на глаза даже набежали слезы…

Тетя Соня не стала ни о чем расспрашивать. Ей итак все было ясно.

– Я понимаю тебя, Толибчик. В молодости бывают такие заблуждения, – сказала она, настраиваясь на откровенный разговор. – Только не принимай близко к сердцу ее измену. Она того не стоит. Хороших девушек много.

– Нет, довольно с меня. Уже никакая не нужна, – сказал Толиб, махнув рукой.

– Ты так не говори. У тебя все еще впереди.

Хозяйка пыталась поднять ему настроение. Толиб, опустив голову, слушал ее, но его истерзанное сердце не получало утешения от слов тети Сони. Он думал: «Никто не понимает моих переживаний».

– Только дожив до семидесяти лет, я поняла одну вещь, – перевела разговор тетя Соня. – Сердце требует одно, разум – другое. Я сильно ошибалась, прислушиваясь к голосу сердца. Когда муж Борис стал сильно пить, я говорила себе: «У него только один недостаток – пьянство», – и прощала его. Оказывается, я сама себя обманывала. Нужно было плюнуть на любовь, развестись, создать новую семью. Может быть, сейчас меня бы окружали мои дети и дети моих детей – внуки…

Хозяйка говорила об этом неслучайно. Она боялась, что в таком расстроенном состоянии Толиб мог помириться с Наргизой. Но она тревожилась зря. Как бы сильно Толиб не любил, не тосковал по девушке, но он никогда бы не смог забыть то, что видел возле реки. Каждый раз, когда его сердце снова начинало бунтовать, он напоминал себе о том, что видел. И сердце словно окатывало ледяной водой, его пыл остужало…

Прошли годы, от молодого незрелого паренька, которого привел в этот дом отец, не осталось и следа. Толиб стал таким же, как он, высоким, широким в плечах, у него был серьезный взгляд. Он часто молча выслушивал собеседника, не поддавался его влиянию, твердо стоял на своих принципах. После института Толиб уже успел несколько лет поработать. Теперь тетя Соня перестала быть хозяйкой, у которой он снимал квартиру. Она стала для него вроде доброй матери, советчицы, которую он посвящал во все свои тайны. Она не брала с него денег за квартиру. Толиб взял на себя оплату коммунальных расходов, устранял неполадки, что-то ремонтировал, чинил, словом, на нем была вся мужская работа по дому.

Возраст тети Сони перевалил за восемьдесят. Как все старые люди, она стала капризной. Толиб же воспринимал это спокойно. Теперь он не злился, как раньше, улыбаясь, соглашался с ней, что бы она ни говорила. Видя, как она стареет на глазах, как часто мучает ее слабое сердце, он горевал: «Эх, матушка, моя дорогая матушка», – обнимал старушку. Их соседка, тетя Тоня, видя их отношения матери и сына, завидовала, говорила мужу Альфреду: «Когда мы постареем, нам тоже понадобиться такая опора, как Толиб.