Элизабет Чандлер: Родственные души

Айви откинула облако вьющихся светлых волосы назад, закрыла дверь школьного психолога и, высоко подняв подбородок, пошла вниз по коридору. Несколько парней из команды по плаванию повернулись, чтобы посмотреть, как она идет к шкафчику. Айви заставила себя посмотреть в ответ и выглядеть уверенно.

Брюки и топ, которые она одела в первый день учебного года, были подобраны Сюзанной, её давней подругой и экспертом по моде.

«Так жаль, что Сюзанна не выбрала для меня сумку» — подумала Айви.

Она прошла мимо доски объявлений старшего класса. Все шептались. Люди указывали на неё легким кивком головы. Следовало этого ожидать. Любая девушка, которая понравилась Тристану Каррузеру, подверглась бы всеобщему вниманию. О любом, кто был с Тристаном в ночь его убийства, ходили бы сплетни.

Так что следовало ожидать, что та, кто попытается покончить жизнь самоубийством из-за того, что не может перенести смерть Тристана, неизбежно окажется в центре внимания.

И все, кто показывал на Айви, говорили именно об этом: её сердце было разбито, она наглоталась таблеток, а затем попыталась броситься под поезд.

Сама Айви помнила лишь часть о разбитом сердце, о длинном лете после аварии, и ночных кошмарах с оленем, разбивающим лобовое стекло.

Три недели назад ей приснился очередной кошмар, и она с криком проснулась.

Все, что она могла вспомнить с той ночи — это то, как её успокаивал сводный брат, Грегори, потом она заснула, смотря на фото Тристана. Эта фотография, ее любимый снимок Тристана, на котором он был в старом школьном пиджаке и в бейсболке, одетой набок, не давала ей покоя.

Она преследовала ее еще до того, как Айви услышала странный рассказ ее младшего брата о событиях той ночи.

История Филипа о том, что её спас ангел, не убедила ни её семью, ни полицию в том, что это не было попыткой суицида. И как она могла отрицать то, что принимает наркотики, если их обнаружили в ее крови? Как она могла выступать против показания машиниста о том, что он не мог вовремя остановиться.

— Цыпа, цыпа, цыпа.

Мягкий, слегка дрожащий голос, прервал раздумья Айви.

— Кто хочет поиграть в цыпленка, цыпа, цыпа? — он звал ее из темной ниши под лестницей.

Это был лучший друг Грегори — Эрик Гент.

Она продолжала идти.

— Цыпа, цыпа, цыпа…

Когда она на него никак не отреагировала, он вышел из-под темной лестницы. И выглядел, как скелет, восставший из своей могилы. Его тонкие светлые волосы прилизанно лежали на высоком лбу, а глаза были похожи на бледно-синий мрамор в костлявых глазницах.

Айви не видела Эрика последние три недели и подозревала, что Грегори держал своего глумливого друга подальше от нее.

Но прямо сейчас Эрик двигался достаточно быстро, чтобы успеть преградить ей путь.

— Почему ты не сделала это? — спросил он. — Сдали нервы? Почему ты не пошла вперед и не убила себя?

— Разочарован? — спросила Айви в ответ.

— Цыпа, цыпа, цыпа, — произнёс он мягко, и слегка подразнивая.

— Оставь меня в покое, Эрик, — она пошла быстрее.

— Неа. Не сейчас. — он крепко обхватил ее запястье своими тонкими пальцами.

— Ты не можешь оттолкнуть меня сейчас, Айви. У нас слишком много общего.

— У нас нет ничего общего, — ответила она, уходя от него.

— Грегори, — произнёс он, загнув один палец. — Наркотики, — отметил он еще один пункт. — И мы победители в игре «Цыпленок». Он загнул третий палец руки и поманил им. — Мы теперь приятели.

Айви продолжила идти, хотя ей хотелось побежать. Эрик пританцовывал рядом.

Расскажи-ка своему дружище, — сказал он, — почему ты хотела сделать это? О чём ты думала, когда увидела, несущийся прямо на тебя поезд? Куда ты так торопилась? Что эта была за поездочка?

Его вопросы вызвали в Айви отвращение. Ей казалось невозможным, что она могла намеренно прыгнуть под поезд. Она потеряла Тристана, но в ее жизни все еще были люди, о которых она беспокоилась: Филип, мама, Сюзанна и Бет, и Грегори, который защищал и утешал ее после смерти Тристана. Грегори и сам через многое прошел, его мать покончила с собой за месяц до смерти Тристана. Айви видела боль и злость, причиненную ее смертью и для неё сделать то же самое, казалось, полным сумасшествием.

Но все говорили, что она сделала. Как и Грегори.

— Сколько раз мне говорить тебе? Я не помню, что случилось той ночью, Эрик. Я не могу вспомнить.

— Но ты вспомнишь, — сказал он, тихо рассмеявшись. — Рано или поздно, но ты вспомнишь.