Элеонора Пахомова - Тихий дом

Ирина Петровна устало прильнула к двери, уткнувшись лбом в мягкую обивку, и неизвестно, как долго еще простояла бы так.

– Ирочка, тебе плохо? – Послышался с лестничного пролета взволнованный, дребезжащий стариковскими нотками голос соседки.

– Нет-нет, Марья Алексеевна, со мной все в порядке. Спасибо. – Прошелестела Лаптева не оборачиваясь и, чтобы не пугать старушку, шагнула в квартиру.

Ставшая традиционной экзекуция повторилась со всеми ритуалами. Когда взгляд Лаптевой уперся в плакат с Лэйн (так назвала анимешную мультяшку Лиза), сознание ее помутилось. В порыве она толкнула дверь, которую не открывала со дня похорон дочери. Это было похоже на жест отчаяния, будто она надеялась, что теперь сюрикен добьет ее окончательно. Затея почти удалась. Створка поддалась, петли скрипнули, и перед ней предстала комната Лизы. Первое, что увидела Лаптева в этой комнате, был рисунок кита на бледно-сиреневых обоях, сделанный Лизиной рукой почти во всю стену.

За окном смеркалось, в глазах стояли слезы. Синий кит с веселым красным полосатым зобом плыл по воздуху в тусклом коридорном свете. Чтобы отдышаться, на несколько секунд Лаптева прикрыла глаза. А когда открыла их, то сквозь мутную пелену слез разглядела шевеление китовой туши. Кит медленно изогнулся, развернув в три четверти свою плосколобую голову и мешковатый зоб, пасть его дрогнула – нарисованная Лизой улыбка будто оплавилась, сползла вниз уголками. Навесив этот жуткий оскал, кит задорно подмигнул и резко двинулся прямо на теряющую сознание Лаптеву.

Уровень D. Глава 3

– Тихий дом, говоришь?

Мирослав Погодин выслушивал унылый монолог Замятина, вольготно устроившись в плетеном садовом кресле и неспешно потягивая красное вино. В то время как он являл собой образчик покоя и умиротворения, собеседник выглядел абсолютным его антиподом – напряженный, расстроенный, погруженный мыслями в какую-то постороннюю, невидимую глазу действительность.

Никогда раньше Иван Андреевич не демонстрировал склонности к рефлексии, а тут будто другой человек. Ничто в этот погожий весенний день не отвлекало его от мрачных дум – ни водка, чистейшая, словно детские слезы, любовно уложенная на ледяную горку в хромированном ведерке и манко бликующая на солнце запотевшим стеклом; ни легкая, располагающая к беззаботной праздности атмосфера; ни сам повод собрания – обмывали защиту докторской Мирослава, посвященную обрядам как форме религиозной деятельности.

Празднество Погодин решил провести в неформальной обстановке. К чему все эти душные застолья в ресторанах с поочередными тостами и официальными речами? Он так и видел, как его коллеги по научной деятельности устроятся за длинным столом и весь вечер просидят деревянными куклами, неловко поворачиваясь, чтобы передать соседу салат. То ли дело пикник на лужайке загородного дома – простор и раздолье – красота! Тут тебе и прозрачно-голубое небо с белой рябью облаков, которые, уходя в перспективу, будто цепляются своими ватными боками за верхушки стародавнего хвойного леса, и английский газон с сочно-зеленой жизнеутверждающей порослью, и бодрящий весенний воздух, и посадочные места на любой вкус. Вон, например, гроза и светоч кафедры религиоведения философского факультета МГУ Степанида Михайловна Вержбицкая пытается устроиться в салатовом кресле-мешке – нестатичной, ускользающей конструкции, – оглашая окрестности своим специфическим, сильно напоминающим уханье совы смехом (который, между прочим, не каждому доводилось слышать!). А изрядно захмелевший доцент Востриков, годящийся Вержбицкой во внуки, рвется ей в этом помочь. Любо-дорого смотреть!

Встреча по знаменательному поводу уже перешла в ту стадию, когда всем сделалось по-настоящему хорошо. Вступительные речи были сказаны, горячее и закуски не по разу опробованы, алкогольные напитки разогнали кровоток и расширили границы сознания, отчего мир стал казаться лучше, чем есть на самом деле. Гости расслабились, разбились на группы. По интересам ли? На праздник Погодин пригласил, конечно, не только коллег, но и друзей. Компания получилась разношерстной.

Поначалу все держались стайками: ученые умы переговаривались друг с другом сдержанно, с плохо скрываемым изумлением осматривали роскошество загородного дома новоиспеченного доктора наук и несколько чопорно поглядывали в сторону его друзей (по большей части таких же мажоров, как и Погодин). Те, в свою очередь, строгой профессуры сторонились с некоторой опаской. Теперь же, под градусом, все смешались в самых неожиданных комбинациях.