Михаил Погорельский - Вдохновение. Записки нетрадиционного фотолюбителя

Все ребята расслабились и зашумели. Напряжение спало. Не милиционера привели – и ладно! Да и вроде никто последнее время не попадался. Стали обсуждать новую тему. О фотографировании никто никогда и не помышлял. Какие там фотоаппараты и увеличители! Ручки и карандаши многие толком держать не могут! Только сигареты, спички да кастеты.

Олег Владимирович вежливо попросил прощения у учительницы за прерванный урок и немного напряжённо, но с толком поведал о своих планах относительно кружка. Рассказал о том, что в первую очередь фотография учит человека находить прекрасное в жизни, отразить его в своём кадре и показать зрителям. Что он учит ребят грамотно обращаться с техникой. Вообще, учит технике. А для мальчика это не последнее знание в жизни.

Странно, но ребята внимательно слушали этого смешного на вид человека. И после его ухода ещё долго обсуждали тему, несмотря на призывы Анны Ивановны к тишине.

Паше идея сразу понравилась. Вечером он обсуждал её со своим приятелем Коляном.

– Может быть, прикольно. Смотри: ты ушёл в фотокружок. И тебя никто не трогает. Полы драить или в сортире убираться – всегда можно откосить! – говорил Паша.

– Лишний раз в город мотануться, – вторил Колян.

Много всяких доводов нашлось в пользу записи в кружок. И назавтра оба после уроков поджидали у учительской Иосифа Михайловича. Записались и стали посещать.

Правда, Колян недолго проходил – недели через две ему откровенно надоела теоретическая часть и не хватило терпения дождаться практической, когда можно будет безнаказанно ходить с фотоаппаратом по городу, делать всякие разные снимки и, если повезёт, знакомиться с девчонками на этой почве. А рассказы Бонифация о светочувствительности плёнки и бумаги, выдержке и диафрагме, глубине резкости и прочей ерунде быстро вводили его в ступор и, главное, не вызывали никакого интереса.

А вот Пашу, напротив, неожиданно захватила затянувшаяся теоретическая часть. При всей его нелюбви к физике элементарные процессы прохождения света через объектив неожиданно были интересны. А когда пошли разговоры о компоновке кадра, о визуализации (вообще, самое сложное слово, которое мог осознать Пашин мозг) – неожиданно проявилась тяга к художественному самовыражению.

– Ты должен научиться видеть кадр до того, как нажмёшь кнопку затвора на фотоаппарате. Я уверен, что все хорошие фотографы каким-то образом при помощи внутренней визуализации или интуитивного опыта видят кадр до того, как его снимут, – говорил Бонифаций.

Вдвоём с Пашей они проводили два вечера в неделю в небольшой комнате, отданной директором под лабораторию. Колян вскоре смылся, а больше никто и не пришёл в кружок – наверное, посчитали не мужским занятием эту фотографию.

Для практического навыка с построением кадра Паша под руководством Бонифация вырезал в толстом чёрном картоне прямоугольное отверстие. Рассматривая окружающий мир через это «окно», можно было играть в визуализацию.

Дни и учёба шли своим чередом. Математика сменяла историю, потом по кругу: русский язык и литература, физика и география. Жизнь в детдоме перемежалась драками, наказаниями и прочими мальчишескими заботами. А Паша всё больше увлекался темой фотографирования. У него уже кое-что стало получаться. Он научился обращаться с фотоаппаратом – правда, это была простенькая «Смена-8М». Умел заряжать плёнку, проявлять её и пользоваться увеличителем. Его захватила магия проявления на фотобумаге нового изображения, возможность влиять на процесс печати – сделать снимок чуть недодержанным или передержанным. Менять форматы и размеры.

Он подолгу засиживался в лаборатории и даже дослужился до того, что имел свои ключи от неё и мог сам, без Бонифация, в свободное время заниматься там.

Иногда Бонифаций приносил журналы о фотографии, и они подолгу сидели за столом и рассматривали профессиональные работы.

– Вот, смотри, – говорил Бонифаций, показывая фотографию в журнале. – Здесь фотограф умышленно нарушил законы построения кадра и «прижал» лицо маленького мальчика в самый угол снимка. Художник стремился при этом показать огромный мир, открывающийся глазам этого мальчика. Такова была его цель в снимке.

Паша любил ездить с фотоаппаратом на Тверской бульвар – это была его малая родина. Здесь можно было практиковаться в съёмке как пейзажей, так и портретов. Пейзажи формировались аллеями, деревьями, домами, троллейбусами и машинами. Портреты – прохожими, людьми на скамейках, покупателями, выходящими из магазинов. Оживлённое место не только создавало множество тем для экспериментов, но и не сильно выделяло пацана с фотоаппаратом из толпы, что давало возможность незаметного снимка. Паше нравилось внезапно подсмотреть выражение лица человека или положение тел в случайно подслушанном диалоге.