Марина Комарова - Вес твоих аргументов

Далеко. Это дома понятие «недалеко» похоже на истину, а тут оно ну очень растяжимое.

– Вам везёт, – как ни в чем не бывало сообщил Лебедев. – По пути, могу подбросить.

Сказано как факт. Не то чтобы предложение, но в то же время реальный шанс.

Загрохотавший за пеленой туч гром только ускорил принятие решения:

– Везет тому, кого везут. Буду очень благодарна, Глеб Александрович.

И снова взгляд вскользь, от которого на мгновение перехватило дыхание.

– Идёмте.

Лебедев направился к стоявшему через пару машин белому «Лексусу».

Ну конечно. Мы же генеральный директор, на меньшее не согласны. Ещё и белый. Шикарнее не придумаешь. Машина под стать фамилии. Но красивая, зараза. Впрочем, Лебедева я прекрасно понимала. Такую зверюгу я бы сама ласкала и лелеяла. Ей и гараж дороже квартиры купить можно.

Лебедев обернулся, будто что-то хотел сказать. Но заметил моё выражение лица, и четко очерченные губы довольно улыбнулись.

– Да-да, мне он тоже нравится, – сказал, будто невзначай, и я почувствовал, как с ног до головы окатило жаркой волной, будто кто посмотрел в тайные мысли. – Садитесь, а то промокнете.

Не промокла. Водителем Лебедев оказался прекрасным. Вёл чутко и мягко, а ещё, что немаловажно – быстро. И просто сказочно повезло, что на улицах с движением порядок, не попали ни в одну пробку.

Зависть. Но и уважение. Вот без злого умысла.

Это я вспоминала уже дома, заложив руки за голову и глядя в потолок. Сон не шёл, несмотря на усталость. Что раздражало и немного пугало одновременно. Где-то вдали уже возник призрак адреналиновой паники. Когда знаешь, что проиграешь, но при этом стараешься этого не допустить.

Я прикрыла глаза. И не допущу. Может, хоть так оценят.

Пафосно мыслить мешала маска с экстрактом ромашки. Кожу лица настолько стягивала, что я буквально с каждой минутой ощущала, как молодею.

Эх, жалко, Загорулин может всё. Всё нехорошее. Если скажет «спасибо», будет уже здорово. А ещё отчаянно не стирался из памяти Лебедев. Я буквально кожей чувствовала его задумчивый взгляд, когда уже попрощалась и юркнула во внутренний дворик, чтобы срезать дорогу до дома.

Гендиректор «Фемиды» что-то задумал. Что – неясно. Оно, конечно, его личное дело, только от этого делается совсем не по себе, что плохо. Я уже не помнила, когда так реагировала и нервничала из-за заказчика. Почему?

Я вздохнула и повернулась на бок. А, к черту всё. Утро вечера мудренее, спать надо. Только до ванной доползти. Ибо если завтра протыняться весь день сонной лягушкой, тогда точно будет не до подозрительных взглядов и самоуверенных заказчиков. Но если сонной лягушкой с лицом мумии, это будет эпично.

Поэтому пришлось умываться.

Сон окутал вязко и тягуче, будто патока. Немного душно и невероятно сладко, как цветущая вишня на улицах. Состояние на зябкой грани между дремотой и бодрствованием. Когда понимаешь, что всё вокруг не настоящее, а проснуться не можешь.

Возле окна, во мраке комнаты, кто-то стоял. Неотрывно смотрел, внимательно, изучающе и… с голодом.

Внутри серым цветком раскрылся страх. С бордовой каймой по краям – предвкушением. Казалось, в комнате так тихо, что слышно дыхание стоящего у окна. И пошевелиться бы, но ничего не выходит. Словно что-то держит, оставляя беспомощной и беззащитной.

А потом на глаза лёг гладкий и прохладный шёлк, погружая в непроглядную тьму. Судорожный вдох, попытка унять захлестнувшую дрожь. Сон, только сон. Надо проснуться. Или…

Звук шагов. Ближе, ещё ближе. Прикосновение жестких пальцев к жилке, отчаянно бьющейся на шее. Дыхание на щеке, обжигающее, выметающее все мысли.

И не надо смотреть, чтобы понять: эти пальцы и ладони – сами по себе фетиш. К ним так и хочется прикоснуться губами, провести языком по линиям, ощущая терпко-солоноватый привкус кожи.

Подушечка большого пальца прошлась по скуле сверху вниз, переместилась на уголок губ. Я невольно вздрогнула, чуть прикусила нижнюю. Желание поднималось, разливалось по всему телу. Щекотало предчувствием опасности и неизвестности.

– Какая хорошая девочка, – с тихим смешком прошептали на ухо, и внизу всё сжалось.

Я знаю этот голос. Низкий, хрипловатый, с тембром как рычание довольного хищника. Отчаянно голодного, но умеющего сдерживаться при виде жертвы. От запаха кожи и парфюма голова закружилась.

Дёрнулась, но ощутила, как в руки что-то впивается. Такое… до ужаса похожее на верёвку. Что за? Связанные руки? Но почему ничего не чувствуется?