Марина Комарова - Чернила под кожей

– Значит, по-вашему, я неотесанный чурбан?

Он смотрит так пристально, что у меня перехватывает дыхание. Солнце пляшет в янтарных глазах, пропитывает их сумасшедшим золотом, стирая человеческую сущность и оставляя хищного зверя.

Он слишком близко. Сам сел без спросу за мой столик, подпер щеку кулаком и некоторое время молча смотрел, словно зная: тишина заставляет нервничать куда сильнее, чем слова.

В нем все так. Редкий сорт мужчин, на которых смотришь и понимаешь, что он хорош не только на зафильтрованной фоточке в инсте.

Модная асимметричная стрижка: бритый висок и густые черные пряди на макушке. Проколотое ухо. Не трехдневная щетина, но и не борода хипстера-дровосека. Мужественные черты лица, нос немного крупноват, но ни капли не портит общей картины. Янтарно-карие глаза, в которых смешались ирония, любопытство и тень разочарования.

Мощные плечи и мускулистая грудь обтянуты простой черной футболкой. Руки, покрытые цветными татуировками, лежат на крышке стола. И я стараюсь не смотреть на эти руки, потому что осознаю: если ему вздумается ухватить меня за горло и немного подержать, вряд ли получится вырваться.

Такими руками можно свернуть не одну шею. На эти руки лучше не нарываться.

И никто не виноват, что хозяин тату-салона Макс Янг, оказывается, прекрасно говорит по-русски. И столь любезен, что пока еще говорит со мной, а не пытается набить… лицо.

– Это была личная переписка, – говорю я как можно более невозмутимо. – Жаль, моя собеседница не понимает, что такое конфиденциальность.

Вообще-то подлиза и предательница Верка получила от меня по самое не горюй. И, трусливо поджав хвост, забилась в свой запыленный закрытый аккаунт, где плакалась подруженькам, какая же Тайка стерва.

– То есть вы сначала сплетничаете за спиной человека, а потом говорите, что это личная переписка? – приподнимает бровь Макс.

Мне неловко. И стыдно. Почти так же, как когда нахожу ошибки в своих постах, причем допущенные по невнимательности.

– Да, – коротко отвечаю.

Ситуация и правда некрасивая, но извиняться я не собираюсь. И что-либо объяснять – тоже.

Потому что по-прежнему считаю Макса Янга неотесанным чурбаном, который презрительно отзывается о женщинах в искусстве и уверен, что истинными творцами могут быть только мужчины.

– Да? – переспрашивает он.

Стараюсь не смотреть на его кулаки. Не видеть, как они сжимаются. Поднимаю голову и встречаюсь взглядом с янтарными глазами, в которых полыхает бешенство.

Он меня ненавидит. От осознания этой простой истины вдоль позвоночника проносится ледяная волна, пальцы холодеют. Макс медленно поднимается и перегибается через столик, наклоняясь ко мне. Я сижу онемев, не в силах пошевелиться. Внутри все кричит: «Беги!» Только ни руки ни ноги не двигаются… Да что там – даже ресницы замерли! И я не в силах отвести взгляд.

Запах миндаля и геля после бритья затмевает все на свете. Я чувствую, как его дыхание обжигает мочку моего уха. Сильные пальцы стискивают мое запястье, и захват выходит совсем не шуточным.

– Тая, следите за своим язычком, – хрипло шепчет Макс. – Иначе придется принять меры.

Мне страшно, однако я беру себя в руки и почти не дрогнувшим голосом отвечаю:

– И не только вам.

На мгновение в янтарных глазах вспыхивает удивление. Но этот миг так короток, что можно подумать – мне показалось.

– Я предупредил, – роняет Макс. И сдавливает мою руку сильнее.

– Отпустите, – шиплю я.

Он и не думает слушаться. Сверлит меня недобрым взглядом, гипнотизирует, словно удав кролика.

– Тая! – слышу я окрик бармена Дениса, моего друга еще со школьных времен.

Макс будто приходит в себя, медленно разжимает пальцы. Мне уже не холодно, теперь бросает в жар, когда я осознаю: на нас смотрят все посетители кафе.

– Я предупредил, – тихо произносит он, отходит и размашистым шагом направляется к выходу.

В зале висит тишина – душная, тугая, неподвижная. Сидящие возле окна девушки смотрят вслед ушедшему Максу, бросают косые взгляды в мою сторону.

Рука сама сжимается в кулак. Внутри все клокочет от ярости.

Немного спасает только то, что мы говорили относительно тихо, без крика. Мне хочется схватить тяжелую салфетницу в виде домика и запустить куда-нибудь. Или хотя бы стакан. Стакан…

– Выдохни, – звучит над головой голос Дениса, и тяжелая рука опускается мне на плечо. – Чего он хотел?