Дмитрий Болотов - Слоны и песок

Ветер тревожит, и в то же время утешает.

В эти дни солнце не спешит садиться, а присаживается.

Три разных ветра: один в траве, другой в деревьях, третий в облаках.

Ветер разгулялся, уронил железную урну. Теперь он дует, как в Канзасе, и ни о чем, кроме него, думать уже невозможно.

Самый лучший момент за вчерашний день: Тимофей брызнул в Мику тростью от кларнета. Ее размачивают в маленькой чашечке.

У Вас желудок, говорит, больной, или кишечник: вот он (серебряный крест) на Вас и почернел.

Пошел стекло выбрасывать: кто-то принес в церковь штук двадцать банок. А на помойку кто-то выбросил диван. На нем сидит пара бомжей. Пока выбрасывал банки, прислушался, о чем говорят.

– Вон менты проехали.

Вспомнилась картинка из школьного учебника: фашист пролетел.

Женя сказала, уходя на обед, что задержится. Она занозила пятку, и Наташа будет ей вынимать.

Когда цесаревич ложился спать, к нему приводили солдата рассказывать сказки. Из предосторожности, что в комнату войдет императрица, его сажали под кровать. Цесаревич свешивался головой с кровати, когда в спальню случайно вошла императрица.

Бабка нарвала сирени, в церковь принесла. Слышу, говорит свечнице: дочка умерла… внучка умерла…

Саша-каратист спрашивает про Лешу. Нет, отвечаю, не заходил. Саша медленно приближает лицо к моему уху, шепчет: пропал мужик. Потом еще раз приближает:… и черт с ним!

Он ощупал его и сказал: голос голос Иакова, а руки руки Исавовы.

Ребенок пропел: папа папа мама мама ты не папа ты не мама ты не папа ты не мама.

Андрюша святой водички попил, аж весь просиял.

Я почему-то решил, что она гуляет с собакой, а это ребенок, он наклонился.

Валенковна спросила, почему Таня редко бывает (в церкви). Я начал объяснять про малоподвижность, а Валенковна: она что, располнела?!

Дворник прихорошился перед стеклом машины. И в гараже у него зеркальце.

В церкви случилось ЧП. Во время воскресной службе девушке стало плохо, и она обоср-сь. Когда человек теряет сознанье, ему непременно оказывают помощь, вступая с ним в тесный контакт. Поэтому в пострадавших оказалась не только сама потерпевшая.

Что при этом еще было особенного. Еще перед службой по церкви кружилась большая черная муха. Это в середине то ноября. И когда отмывался от говна стул, эта сонная осенняя муха как будто поневоле оказалась рядом. И так и вилась, собираясь присесть. При других обстоятельствах я бы хлопнул ее, не задумываясь. Но уж настолько она была сонной и неопасливой, а главное, наверняка последней в этом сезоне. И в душе шевельнулось к ней сострадание.

В гараже, кажется, по-прежнему живет крыса. Прежняя дворничиха Наталья ее даже прикармливала.

Хрустнул стул подо мной, без всякого моего участия. Я сидел неподвижно, а он сам по себе хрустнул.

Таня сказала про мужчину: слегка водянистый.

Бабушка удивляется: хора сегодня нету? Оказывается, съехала на час, думала, уже восемь. Стала про службу спрашивать. Я говорю: службы сегодня нету. – А там написано… Оказывается, она еще и днями съехала, думала, еще на два дня раньше. Сама смеется.

Дома появилась рыбка. Надо ее кормить, менять ей воду и добавлять кислород. Плавает она не в аквариуме, а в баночке для цветов.

Таня похоронила рыбку в снежку у восточной абсиды.

Она прилегла на дно, казалось, она устала. Танина грусть по рыбке.

Отец Герман выходит с кажденьем к центральной иконе, и бабка быстро пятится от него.

Вчера говорю: Тань! у тебя ножки кривые.

– Нет, это я так встала, – и показывает, как.

Стряхнул крошки со стула ладошкой.

Катин свекор кролика жарил.

Папа высоко поднял сына, чтобы он приложился к иконе.

На венчании из требника выпорхнула закладка с рисунком.

У Оли умер сосед Саша. Перед смертью выпить просил. Не давала. Потом увидела в холодильнике вино, все же дала. Потом зашла, умер. Переживает.

Девушки заходят в церковь попросить о ниспослании юношей, и ходят они по храму крадучись, как олени.

Пришли шаловливые дети, исчирикали всю бумагу.

Чего бабки не придумают: на соборовании – петь!

Маленький самолетик растаял в небесной хмари.

Мертвая пчелка на подоконнике. Дворник на корточках щиплет травку. Панический бег крошечного паучка, размером с точку.

А девушку, что обоср-сь, жалко. Она, наверное, больше к нам не придет.

Как только писатель садится и начинает писать, он тут же становится неравен самому себе. Чтобы как-то этого избежать, приходится прибегать к разным уловкам. Перед вами книга-уловка. Она почти вся написана стоя. В церкви удобнее всего писать на подоконниках. Они здесь высокие, мне по грудь. И если я кладу на них подбородок, то называю это флюорографией.