Анна Ханина - Осенний жираф

Генрих тяжело вздохнул, как это умеют делать только жирафы за счет непомерно высокой шеи, и с нежностью посмотрел на Настю: «Видишь ли, девочка, эти дяди, как твои мама и папа, тоже кормят свои семьи. Просто они выбрали такую работу – мучить и ломать, потому что думали, что так устроен мир, где все молчат. А теперь они боятся поломать трактор, ведь тогда им нечем будет кормить свои семьи. И поставить свой ларек они тоже боятся, ведь тогда их бывшие друзья и коллеги могут прийти с трактором и сломать его».

«Значит, страх рождается молчанием? Вот в чем причина всех бед?!» – воскликнула Настя. «Да», – сказал жираф, и они побрели дальше, уходя за петляющей дорожкой. «Тогда я никогда не буду молчать! – сказала Настя. – Нет, мы никогда не будем молчать! Мы пойдем с тобой к людям и будем разговаривать с ними. Они смогут получше узнать нас, а значит, и себя, и никто ничего больше не будет бояться и ломать».

Генрих слушал Настю и думал о том, как странно сложилась его жизнь. Он, полужираф-получеловек, волею судеб оказался здесь, в парке, с девочкой Настей. Одни люди убили его настоящих жирафьих родителей, другие усыновили его и воспитывают как родное дитя. Одни люди молчат и разрушают все вокруг, а маленькая девочка хочет вылечить разговорами весь мир и сделать людей добрыми. Правда, она всего лишь маленькая девочка, а родительский ларек снесли взрослые тети и дяди. Но Настины родители хоть и молчат друг с другом, как все взрослые люди, они ведь не стали такими же? «Станут или могут стать, – подумал Генрих про себя. – Найдут сейчас работу в другом городе и отдадут меня в зоопарк, так как не смогут перевезти с собой. Или предложат им работу в фирме типа „Благоустрій“, и станут они тоже что-то ломать на прокорм себе и нам с Настей».

«Но чем идти в клетку в зоопарк, лучше умереть от голода», – подумал еще Генрих. Ничего такого он Насте, конечно, не сказал, ведь она была маленькой и доброй девочкой, которая еще не потеряла дар разговаривать. Он ловко подбросил найденный гриб на верхушку ближайшего дерева. Белки запрыгали от счастья, забегали по стволу дерева, распушив свои знаменитые хвосты, а Настя бегала вокруг и громко кричала: «Гол!»

А потом они вернулись домой, и долго булькали чаем, так как мама с папой устроили большой праздник чаепития с самоваром и баранками. Родители были веселы и много смеялись, как не делали уже давно. Наутро папа и мама оставили записку и, не попрощавшись, уехали на заработки в соседнюю страну. Они писали, что будут присылать много денег, а за Настей с Генрихом пока будет смотреть бабушка. Они же сами постараются почаще приезжать и радовать детей подарками.

А затем поздней осенней ночью мама и папа, уставшие, ехали за рулем… Генриха отдали в зоопарк, где он веселил детей, пока не умер от старости, а Настя выросла и стала прокурором. Она добилась больших высот в своей профессиональной карьере и пересажала все руководство «Благоустрою», оставив уже их семьи без кормильцев.

Она, как все взрослые, научилась молчать, вышла замуж и родила сына, настояв на его имени Генрих. И как только ее сын научился ходить, она отвела его в парк и стала вместе с ним бросать припасенные грибы белкам на деревья, а когда гриб попадал по назначению, они, взявшись за руки, бегали вокруг ствола и кричали: «Гол!» На ночь Настя любила рассказывать сыну сказку об Октябре, что был жирафом и сыном Осени, и умел разговаривать.

А ночью, во сне, к ней приходил ее жираф Генрих с повязанным на шее оранжевым шарфом, и они долго гуляли дорожками парка. Настя хотела ему что-то сказать, оправдаться, но ни слова не срывалось с ее губ. Тогда она крепко обнимала жирафа за шею и стояла так с ним все время, пока сон не уходил, уступая место утренней заре.

Ваше Королевское Величество Георг III! Я простой моряк, солдат Короны и Ваш слуга, хоть и пользуюсь дарованными Вами титулами барона из Нила и Бернем-Торпа в графстве Норфолк, герцога ди Бронте, пожалованного мне королем обеих Сицилий Фердинандом I и милостиво разрешенным для использования в Великобритании Вами, кавалер рыцарского креста ордена Бани, виконт, пэр Соединенного Королевства, вице-адмирал. Но смерть своим величием уравнивает всех смертных, и только это позволяет мне, находясь на смертном одре, продиктовать письмо.