1 ...6 7 8 10 11 12 ...21 – От верблюда. У неё живот болел ещё перед отъездом в колхоз.
– Точно, – согласился Галицкий. – Было такое.
– Только вот откуда ты про это знаешь? – Стальнов посмотрел на Игната с подозрением.
– Мы в общаге ужинали вместе. А утром у Лены случился приступ, и она тогда ещё чуть в обморок не упала. Я её едва успел подхватить. Мишка подтвердит.
Дождавшись, пока Шумкин, сморщив лоб, всё же кивнёт, Стальнов отцепился от Игната и вопрошающе указал Кашиной на её нетронутую тарелку.
– Бери конечно, Вовочка. Я эти отруби есть не буду, – фыркнула москвичка.
– Почему отруби? —Добров противился не вообще сказанному, а сказанному не ему.
– Намешают туда каких-нибудь котят, а потом нас кормят.
– Ну и дура ты, Кашина! – не сдержался Штейнберг, заметив, как Станевич чуть не подавилась. – Да в деревне свиней в тысячу раз больше, чем кошек. В каждом дворе скотину держат. Это тебе не город.
– Все равно не буду, – Кашина пододвинула второе Стальнову: – Ешь, Вовочка, тебе силы нужны. Устал, наверное, на погрузке?
– Один он устал, – Стас недовольно усмехнулся. – Если каждого так жалеть, то к концу месяца протянешь ноги.
– Не протянет, у неё вон какие бёрда, – цокнул языком Миша Ячек, подмигивая высотнице.
– Чего? – обиделась Кашина, не зная, как воспринимать комплимент рыжего гимнаста. – Какие ещё бёрда? Сам ты бёрда, мячик несчастный. Ты лучше Синоме своей про бёрда рассказывай. У неё уж точно есть на чём пережить блокаду Ленинграда, – Ира зло рассмеялась.
Сычёва перестала есть и растерянно захлопала ресницами. Галицкий посмотрел на высотницу суровым взглядом:
– Кашина, тебе тоже бойкот объявить? Или уймёшься?
– Да пошли вы! – легкоатлетка вспыхнула и резко встала. – Пока вы будете жрать эту баланду, я подышу на свежем воздухе.
– Ага, иди проветри мозг, – не пожалел девушку и Стальнов.
Подождав, пока Ира выйдет, студенты снова принялись за еду, но теперь уже без разговоров и привычных шуток.
На обратном пути из столовой Кашина, дождавшись Стальнова, ухватила его за рукав куртки. Солнце наконец-то стало пригревать, обещая хорошую погоду на сегодня и завтра. Подставляя лучам лицо, Ира тягуче протянула:
– Так я и поверила Игнату, что он только ужинал с нашей Николиной, – высотница ехидно поджала тонкие губы. – Прикинь, они в тот вечер были одни на всю общагу.
– И что? – Стальнов сыто отрыгнул, извинился, но с мысли его это сбило.
– Ну ты и вахлак! – воскликнула Ира. Отцепившись от локтя Стальнова, она блаженно сощурилась. – Не поверю я, что Ленка вот так запросто стала бы рассказывать про свои проблемы первому встречному.
– Думаешь? – юношу глодало сомнение: летом он сам убедился, что характер у Николиной довольно вздорный, и просто так с ней не сойтись.
На крыльце показались ректор Орлов, его жена, ведущие больную под руки. Следом шли медсестра Иванова, Бережной, Горобова и преподаватель анатомии Павел Константинович Лысков с одеялом. Наталья Сергеевна на ходу объясняла Бережному про кирзовые сапоги, которые нужно забрать в правлении:
– Рудольф Михайлович, ты скажи Ветрову, пусть не медлит. А то у меня пол-отряда ляжет. Утром уже минусовые температуры.
– Да, рано в этом году осень началась, – согласился Бережной, глядя на лесополосу у дороги, что вела в деревню. Деревья вовсю желтели, листья опадали, рябины зажглись ягодами.
– Ничего, товарищи, эта неделя похолодания закончилась, – заверила всех Валентина Орлова. – Уже с завтрашнего дня синоптики снова обещают до плюс десяти. Уверяю вас, утки на Малаховском озере собираются в стаи, но пока все на месте. – Каждый день жена ректора совершала длительные пешие прогулки вокруг озера, на берегу которого стоял МОГИФК. Горобова улыбнулась:
– Ну да. Для нас перелётные птицы – главный в наших краях ориентир.
– Так что картошку ещё пособираем. Да, Наталья Сергеевна? – Валентина с готовностью сжала кулаки, словно была не прочь хоть сейчас выйти на поле. В колхоз она приехала в широком полупальто, длинной шерстяной юбке, под которой просматривались контуры рейтузов с начёсом, и в полусапожках на меху и тонком каблучке.
– Да при чём тут «тепло, не тепло», – прервал болтовню супруги ректор. – Беда в том, что единственный телефон – за двадцать километров от поселения студентов. Безобразие!
– Вы же сами сказали – «Глуховицы», – Лысков попытался разрядить обстановку, напоминая оговорку ректора в день отъезда в колхоз. Но Орлов был не в том настроении.
Читать дальше