Игорь Родин - Мартовский заяц, или Записки мальчика индиго

Закончилось все следующим образом. Дело в том, что во время драки у меня (если, конечно, драка продолжалась достаточно долго, а не носила характер кратковременной стычки) обычно наступал такой момент, когда неожиданно слетали все тормоза. Ярость переполняла меня настолько, что полностью исчезали любая осторожность и даже инстинкт самосохранения. Об этой своей особенности я знал и постоянно опасался наступления такого момента, поскольку в это время мог кинуться и против троих и против пятерых, вооруженных не совсем безопасными предметами. В тот раз тоже щелкнул «тумблер» и, наплевав на сыплющиеся на меня удары, я схватил Долинина и провел бросок через бедро. После чего оседлал противника, лежащего ничком и начал методично бить его по почкам. Долинин заорал, как кабан, которого только что кастрировали, и принялся лупить ладонью по земле, давая понять, что признает поражение. Я слез с поверженного врага. Тот встал и медленно побрел в сторону.

– Куда пошел? – окликнул я его.

– А что? – Долинин остановился.

– Проси прощения.

– Прости меня, пожалуйста, – пробубнил Долинин, шепелявя разбитой верхней губой.

– Громче, – приказал я.

– Прости меня пожалуйста, – повторил Долинин, напрягая голосовые связки и протянул мне руку.

– Ладно, – кивнул я. – Так и быть, – и прошел мимо, проигнорировав долининскую ладонь.

Весь остаток смены Долинин был тише воды, ниже травы. Морды у нас у обоих были подпорчены, но носили эти свидетельства прошлых баталий мы с совершенно разными чувствами.

О том, что данное событие Долинин запомнил надолго, я узнал совершенно случайно, уже окончив школу. Как-то раз я пришел в компанию, куда меня затащил один из приятелей. Там среди прочих оказался Долинин. Все, как водится, сидели, курили, пили портвейн. Примерно через час Долинин, напившись, принялся лезть ко мне со словами:

– А сейчас ты хрен меня победишь! Пойдем, выясним!

Охоты драться у меня никакой не было, а уж тем более отсутствовало желание вступать в спор с дураком (за прошедшее время Долинин явно умнее не стал). Согласившись, что он сильнее меня и, безусловно, круче во всех отношениях, я через некоторое время попрощался и спокойно пошел домой.

Район, в котором мы жили, был довольно старым и имел богатую историю. Меня вообще всегда интересовало, почему улица, на которой я живу, называлась Башиловская. С другими было более или менее понятно: улица Бебеля – в честь немецкого коммуниста, Квесисская – в честь революционера по фамилии Квесис, Мишина – в честь председателя Киевского обкома партии, соответственно, некоего товарища Мишина, даже название «Писцовая» имело свою этимологию – от слова «пески» (или в древней орфографии «пясцы»). И только Башиловская являла собой некую загадку. Мать сказала мне, что раньше здесь бандиты и жулики меняли «баш на баш» наворованное, оттого и название улицы пошло. По ее словам, одно время улицу хотели переименовать и назвать «Счастливая». Даже вешали соответствующие таблички. Но старожилы, эдакие староверы-оппортунисты, по ночам сдирали это название и писали от руки «Башиловская». Не знаю, сколько правды было в этой романтической истории. Скорее всего, немного. К тому же позже из литературы я узнал следующее. Раньше «Башиловкой» называли не только одну улицу, а огромный район, в который входила местность между «Ленинградкой» и «Дмитровкой». Само название восходит к фамилии некого Башилова, директора «Комиссии о строении Москвы», жившего в начале XIX века. Видимо, этот самый Башилов был малый не промах, поскольку, проработав в должности директора градостроительной комиссии всего год, узнал множество полезных сведений о планах расширения города и строительства дорог, после чего быстренько прикупил соответствующие земли, а потом часть из них продал казне с весьма неплохой выгодой. На вырученные деньги ушлый инсайдер оборудовал себе роскошный дом, разбил в районе улицы, аллеи, парки. Даже построил театр и специальный зал для пения – чтобы внимать музам самым непосредственным образом – не покидая собственного жилища. Впрочем, вел он жизнь всегда роскошную, был обласкан еще Екатериной, усидел при Павле. Правда, на некоторое время его отправляли в отставку «из-за непочтительного отношения к публике, пришедшей на театральное представление». Честно говоря, даже страшно представить, что он там такого натворил, что терпение людей лопнуло и они вышли с соответствующим требованием к властям… Одним словом, прожил человек жизнь интересную и след по себе оставил немалый. Даже на карте города.