Валериу Реницэ - Поэма о наручниках

Москвич с издевкой спрашивал Анастаса, как старого большевика: «А вы Ленина видели?» и обычно продолжал: «А за какие такие идеи страдаете?» Программа новых коммунистов была заточена под либеральные реформы, чтобы получать гранты и кредиты от Евросоюза. Когда партия ушла в оппозицию, идеологи покинули ее первыми. Недоученный марксист Анастас боролся против олигархии, не подозревая, что первой программной задачей коммунистов всегда была отмена частной собственности. Москвич брал иногда с тумбочки красную брошюрку с уставом и программой левой партии и, листая, спрашивал: «Ну-ка, ну-ка, объясните мне доходчиво, что такое „пролетариат знаний“?» Анастас, как и все мы, не верил в молдавскую юстицию, но доверял своему мозговитому адвокату. Не потому, что тот мог решить что-то в нашем суде, а потому, что при грамотном подходе к делу можно было потом отыграться в Страсбурге. Хотя и в ЕСПЧ 12 12 ЕСПЧ – Европейский суд по правам человека с местонахождением в Страсбурге, Франция. очередь была на годы вперед.

Настоящая жизнь в обезьяннике начиналась после отбоя. К полуночи налаживали «дорогу жизни»: систему транспорта писем, мешочков, коробок, самогона и мобильных телефонов, которые распределялись по воровским предписаниям. Царапая кисть руки о решетку, Москвич бросал в соседние окна канат из скрученной простыни с прикрепленными к концу посылками. При удачном броске он довольно цокал языком. Гагауз Петя помогал Москвичу советами и сам привязывал к концу каната необходимый груз. Я перечитывал первые главы «Процесса» 13 13 «Процесс» – роман Франца Кафки. , появилось время все же дочитать эту книгу до конца. Все, кроме дремавшего Анастаса, грызли печенье из последней передачи. Тюремную баланду пробовали редко, еженедельно в «хату» поступали по две-три посылки с продуктами и домашними яствами.

Все близкие Анастаса были за границей, но это не помешало справить ему по-людски день рождения. Выпили по пятьдесят самогона, хлопали смущенного сироту по плечу. Вторые пятьдесят пили за нового министра юстиции, который подписал приказ о пересчете одного дня заключения на два из-за нечеловеческих условий в СИЗО. Со временем высланная гагаузом Петей фотка нашей «хаты» перестала напоминать мерзостные детали тюрьмы: парашу 14 14 Параша – унитаз в камере. , сырые и темные продолы 15 15 Продол – тюремный коридор. , запах табака, смешанного с человеческими испарениями…

Я распечатал фотку на принтере и хранил ее в выдвижном ящике вместе с черновиком заявления жены о разрешении на передачу. Подпись Лили, номер паспорта – все как положено.

«Макароны – 3 пакета, сало – 1 кг, трусы – две пары, хлеб…» На таких малявах 16 16 Малява – письмо или записка, которая нелегально передается заключенными из тюрьмы на свободу или же из камеры в камеру. стоит моя подпись о факте получения с обговоренным недочетом. Коридорному 17 17 Коридорный – надзиратель. тоже нужно было отстегнуть пачку сигарет или несколько ложек кофе на ночь.

Ближний карает ближнего, но он, по обычаю, поднимает глаза к небу, чтобы спросить, чем согрешил, за что осужден.

«Нет бога, кроме квантового поля, и Эйнштейн пророк его», – так я в шутку сформулировал суть своей созревающей в тюрьме веры. У этой религии свой гимн. Я послушал его однажды ночью на YouTube, поймав на конце каната смартфон, который выменял на блок «Мальборо»:

«Turn off your mind relax and float down stream, / It is not dying, it is not dying, – тихо пел Джон Леннон. – Lay down all thoughts, surrender to the void, / It is shining, it is shining» 18 18 «Отключи свой ум, расслабься и плыви вниз по течению, / Это не смерть, это не смерть…/ Оставь все мысли, поддайся пустоте, / Это сияние, это сияние» (англ.). Песня Tomorrow never knows группы The Beatles. . Мечтатель-певец стал однажды причиной мирового скандала. «Христианство погибнет, – заявил он. – Нет необходимости это доказывать. Я прав, и вы увидите, что я прав. „Битлз“ сегодня более популярен, чем Иисус Христос. Я не знаю, что исчезнет первым, рок-н-ролл или христианство».

«Хата-кубышка», три на три на три, наполнена ночной пустотой и спокойным дыханием отсыпающихся. Либо мы все невинны, либо все грешники и преступники. «Милость выше права, – твердит иногда Москвич, цитируя мудреца, – прощение выше справедливости!» Все, что за тюремными стенами, не лучше и не хуже самой тюрьмы.

Лишь отпавшие от Христа оправдываются законом… Нужно было возненавидеть все, кроме покоя, кроме сумеречного, тихо жужжащего пространства. Низвергнуть из сердца мир! Этого можно было добиться тихим плачем. Тайные слезы приносили один и тот же сон: я пытаюсь прогнать сластолюбивого пса, держа в одной руке камень, а в другой – хлеб.