Ирина Емельянова - Дитя зимы. И другие рассказы

Помню, летом 1957 года БЛ попал в больницу, в санаторий Узкое. Болела нога. Санаторий был привилегированным, среди пациентов много работников ЦК, разная номенклатура. В палате он был не один, еще трое секретарей горкомов (или обкомов, не помню). Мы с мамой смеялись, каким он стал знатоком обкомовской проблематики, ведь в палате в свободное время не уйти от разговоров. Он выделял тульского секретаря: «Нет, в нем есть что-то человеческое. Когда рассказывал, как у его матери корову уводили, чуть не плакал. Но вот мой сосед… Я не выдержал и сказал ему: «У вас не язва желудка, у вас язва души»! У Николая Михайловича Конькова была даже не «язва души». Черная оспа. Вакцинации не поддается.

Начало 80-х. Унылое застойное болото. Из магазинов исчезают продукты. В «овощных» – только афганский изюм и финики. (Мы называли их «слезы афганского народа». Идет война в Афганистане.) Все остальное надо «доставать». Мне на работу звонит подруга, работает рядом, в Ленинской библиотеке: «Приходи через полчаса к памятнику Пушкину». Прихожу, она вручает мне сверток. Кусок сыра. Ее мать, секретарь партячейки ЖЭКа, сумела выкроить кое-что из праздничных заказов для ветеранов-пенсионеров, которые она распределяла через ЖЭК. А мне надо, у меня сегодня вечером гости…

Я работала в вокально-хоровой редакции. Сидим над своими партитурами, скоблим прописные буквы в словах «Рождество», «Господи», «Аве Мария» (увы, старая хоровая музыка ведь чаще всего духовная!), заменяем на строчные, а где можно и на другие слова – «родина», «праздник», «светлая дева»… Таков был последний приказ из комитета по печати. В колядках удачно заменили: не «Христос народился», а «Год новый народился»! (Пришлось, конечно, разлиговать, но…) На главной редакции в кабинете директора обсуждается вопрос: включать ли в ПСС Чайковского романс «Был у Христа младенца сад»? По отделам разносят новый приказ (за подписью Андрея Сахарова, ныне глава института истории, хорош перевертыш) о вынесении строгого выговора директору издательства «Мысль» по поводу выпуска книги Николая Федорова «Философия общего дела». Тираж изымается из магазинов, мы все расписываемся, что такое не повторится, ознакомлены. Еще одно распоряжение (тот же Сахаров): во всех вокальных сборниках (да будь это даже «Музыка в детском саду»!) на первой странице печатать гимн Советского Союза. Страшные старцы из общества «Знание» на политзанятиях пугают израильской военщиной, растущим потенциалом НАТО, радуют свободной Джамахирией (это Каддафи), бурным экономическим ростом на Кубе… Присутствие на этих политзанятиях обязательно.

В это время у нас в редакции появляется новая заведующая. Появилась она в результате каких-то интриг в министерстве культуры, к музыке никакого отношения не имела, до этого поста работала в Сенегале в культурном русском центре. Наверное, срок контракта закончился, надо было ее куда-то устроить по линии культуры. От разговоров о «сложной музыкальной фактуре», «эквиритмике», «двухголосии» она впадала в сон, но ни с чем не спорила, охотно подписывала любые договоры, на редсоветах помалкивала. Она была «из простых», мать чуть ли не знатная ткачиха, сама, видимо, поднялась по административной лестнице, такой «Светлый путь». Разумеется, член партии, завредакцией должен обязательно им быть. Она была толстенькая, с круглым, всегда веселым личиком, мы про себя прозвали ее Ватрушка. У меня с ней были хорошие отношения, как-то я даже принесла ей «Крохотки» Солженицына. Она поспешно прочитала, вернула мне, сказав, что там «много верного, но лучше этого никому не показывать». Весной, после Пасхи (в этот день она нас даже угощала куличами, ее мать ходила в церковь) она с радостью с нами простилась: ей нашли место гораздо более подходящее – директором Московского экскурсионного бюро. Оно располагалось неподалеку, на Кузнецком Мосту, во дворе старого дома.

Я к ней иногда заходила – устроить харьковских родственников на интересную экскурсию. Кроме историко-революционных маршрутов были и литературные: «Пушкинская Москва», «Москва Грибоедова», «По местам Льва Толстого» (а также, но только по спецзаявкам от предприятий – «Москва Цветаевой», эти последние пользовались популярностью, заявки были, Цветаева уже становилась «национальным достоянием»).

Уже несколько лет между родственниками Б.Л. Пастернака и Литфондом велась судебная тяжба по поводу его дома в Переделкине. Дачи в поселке не были собственностью писателей, они являлись арендой, собственником был Литфонд, и после смерти члена ССП наследники не имели на них прав, дачи предоставлялись новым жильцам, – активно работающим советским классикам. Охотников на дачу БЛ было немало. Такая же история (и такие же суды) происходила и с дачей Чуковского. Родственники проигрывали во всех судах. Последнее решение Московского областного суда было категоричным: освободить площадь в самый короткий срок. Конечно, подали апелляцию, но… особой надежды не было.