Елена Воронова - Стихотерапия для взрослых детей. Поэзия без правил

После школы наступил филфак, и с первых лекций в первые дни занятий вернулся в мою жизнь тот самый Грека с компанией богов и героев. Античность поражала простотой, подробностями и железной логикой отношений между всеми персонажами замкнутого мироздания. На смену легендам и мифам пришли эпосы, и я снова и снова рыдала над описанием кораблей, которые отправились в Трою за Еленой.

Конечно, вместе с Грекой любви моей удостоился Гомер, а позже Осип Мандельштам и его «и море Черное витийствуя шумит, и с тихим грохотом подходит к изголовью». Тогда и родилась мечта – жить у моря, Черного. Живу…

ХХХ

Ехал Грека, ехал тихо,

Через реку, не спеша.

В грецком сердце пела лихо

Очень грецкая душа.

Грека был на счастье древним

И языческим притом.

Потому ему природа

Имманентила как дом.

Он поймал за хвост наяду,

Фавнам показал «козу»,

Поприветствовал кентавров,

Помолился на грозу,

Ветру погрозил шутливо,

Чтобы кольца бороды

Тот не шурудил игриво

Без намека и нужды…

А потом наивный Грека думал,

Что среди тревог

Защитит и успокоит

Не другой, так этот бог.

И такая чудо нега

Грела Греку средь реки,

Что родились поневоле

Очень странные стихи:

Дескать, в середине лета

Ехал Грека, песни пел.

Рак сердито и внезапно

Укусить его посмел.

Только Грека, рассмеявшись,

Рака оттряхнул с руки

И допел таки балладу

Без печали и тоски.

ХХХ

Сегодня мне Гомер приснился-

Совсем старик. Сидел у моря.

Перебирал на чем-то струны,

Гекзаметром под нос бурча.

И море, словно кот ученый,

К его ногам волной катилось,

Плескалось брызгами и рифмой,

Шутливо галькой бормоча…

Я плакала во сне от счастья,

Катарсис разбередил душу,

С утра взялась за «Илиаду»

И утонула в море слов!

И рифмы древние, как волны,

В артериях шумели кровью,

И в унисон звучали ритму,

Измеренных водой стихов…

ХХХ

Пенелопе нет покоя.

В доме тихом громким воем

Горе рвет сердца и души.

Ни на море, ни на суше

Нет следов и знаков верных.

Умер Одиссей, наверно.

Сгинул воин многомудрый.

Пенелопе очень трудно

Находить из лета в лето

Незаметные приметы

Жизни и любви героя.

И она ночами воет,

И она к богам взывает,

Духам жертвы обещает,

И хитрит, и врет мужчинам,

Для которых нет причины

Отказать в супружьем ложе.

И она почти не может

Больше им сопротивляться…

Может быть, пора расстаться

Ей с нечаянной надеждой?

Не сдается.

И как прежде, вероломно и упрямо,

Вяжет, вяжет покрывало,

А ночами – распускает.

Ждет и манит, сердцем манит

Заблудившегося мужа.

Больше ей никто не нужен.

ХХХ

Под греческим небом

Над синей водою

Металась сирена,

Кричала от боли,

Бросалась на волны

И пела, и пела.

А море шипело

Соленою пеной.

А море навязчиво

И с укоризной

Шептало чудовищу:

«Угомонись ты!

Смирись со своею

Чудовищной долей!»

Сирена до ночи

Металась над морем…

И утром увидела

Призрачный паааааарууууууссс…

Там жизнь продолжалась…

Еще продолжалась…

ХХХ

Я плыву одна

В холодном море

Без одежды

И почти без кожи.

Не похожа я

На человека,

И на рыбу

Не похожа тоже.

Ранят волны

Холодом и солью,

Греет душу

Ожиданье встречи:

«Где ты? Где ты,

Легкая добыча?

Кто ты,

Мореплаватель беспечный!»

Грекина тусовка всегда мне импонировала своим мироощущением: жить надо здесь и сейчас, если что не так – до Олимпа рукой подать, если повезет – подружишься непосредственно с носителем редких качеств и благ, как Геркулес с Афиной, и будет тебе поддержка!

В царстве Аида – мрак и тоска зеленая, ужасные твари и унылые души. Так что лучше радоваться и любить по-максимуму сегодня и продлевать средне-статистическую древнегреческую жизнь настолько, насколько получается беречь себя в боях, пирах и трудах.

Жить, как Грека, – жить у моря. Я пишу эти строки в двух шагах от прибоя- специально притащилась, чтобы напитать свое повествование энергией и правдоподобием. Не знаю, как выглядит Эгейское море, но Черное тоже вошло в геродотову историю, а потому причастно и меня причащает своею давностью к чудесам и легендам.

Люблю свой курорт Лазаревское, люблю Сочи, люблю мужа за это тихое местечко. И думаю, если бы среди пьяных разборок родителей мне хоть однажды шепнул сократовский даймон примерно это: «Эй, детка! Потерпи! Не пройдет и двадцати пяти лет, как ты будешь сидеть на красивом балконе и писать свою счастливую книжку», – я бы даже бровью не вела на недетские кошмары. И даже договорилась бы с мойрами о том, чтобы поскорее развязали ненужные узлы и приблизили мои блаженные миги!