Людмила Макарова - Бумеранг. Рассказы про Митю Булочкина

Дмитрий понимал, что когда-то настанет день, и Светлана выйдет на свободу. О том, что они будут делить общее пространство в квартире, не могло быть и речи. Он надеялся, что театр поможет ему с квартирой или хотя бы с комнатой. А вот как строить семейные отношения с сестрой, которая не приняла его и пыталась отравить, единокровный брат не знал.

И вот, наконец, настал тот день, когда им позвонили из колонии и сообщили, что Аркадьева Светлана Ивановна освобождена из мест заключения и прибудет в Москву на Казанский вокзал в среду утром. Митя с Аделаидой Петровной были в тот момент дома и с аппетитом поглощали поздний завтрак.

– Сегодня вторник, – первым начал говорить Митя. – У нас ещё есть время, чтобы подготовить комнату для Светы. И заодно снять комнату для меня.

– Разве мы не будем жить все вместе? – тихо спросила Аделаида Петровна. – И ты опять исчезнешь из моей жизни? Для меня эта мысль невыносима.

– Мама, мы с тобой будем видеться в театре. Ты будешь приходить ко мне в гости в любое время. Но, ты должна понимать, что Света приезжает не из загранкомандировки, а из колонии. Она была вычеркнута из привычной жизни на целых шесть лет. Бесследно это ни для кого не проходит. А я для неё являюсь тем человеком, из-за которого она туда попала.

– Да, сынок. Я это понимаю. Но мне, как любой матери хочется, чтобы мои дети были со мной. Мне жаль, что так всё случилось. Но, может быть, всё-таки передумаешь и останешься? – она жалостливо попыталась заглянуть ему в глаза.

– Нет, я уже всё решил. К сожалению, судьба не даёт нам шанса жить всем вместе под одной крышей. Извини, но встречать её я тоже не поеду. Как это ни странно звучит, но я благодарен тебе, мама, за каждый день, который мы прожили здесь вдвоём.

Аделаида Петровна не сдержалась и зарыдала. Митя подошёл к ней и обнял за плечи.

– Что я за мать, если рядом со мной нет места моим детям? – прошептала она.

Митя взглянул на старинные, висевшие на стене, часы. Стрелки часов неумолимо двигались в своём направлении, не оставляя времени на бездействие.

– Я в театр. Поспрашиваю, может, у кого-нибудь есть на примете комната, которую я бы с удовольствием снял, – сказал Митя, одеваясь.

Аделаида Петровна сидела безучастно, безжизненно свесив руки.

– Митя, я не знала, что мне всё-таки придётся рассказать тебе о том страшном периоде моей жизни, о котором я не люблю вспоминать. Пока ты жил здесь, я наконец обрела какой-то душевный покой. Хотя понимала, что Веточка сейчас страдает за все наши грехи.

Дело моего отца вёл следователь Иван Кривошеев. Очень неприятный и внешне и внутренне человек. Тогда на фабрике задержали много людей, проходивших по делу о хищении денег и махинациях с тканями. Я не защищаю отца. Он виноват и за это ответил сполна. Он умер в тюрьме, так и не выйдя на свободу. Но и мы пострадали тоже.

Сначала Кривошеев приходил к нам домой и постоянно что-то выспрашивал и записывал. Потом стал поджидать меня у театра. Когда я попросила его оставить меня в покое, он пообещал мне, что я очень скоро пожалею о своих словах. И, к моему несчастью, оказался прав, потому что руководство театра мне объявило, что не может в своём штате держать актрису, чей отец осуждён на пятнадцать лет.

С твоим отцом у нас тогда случился разлад. Я просила, чтобы он подключил к расследованию своего отца, Григория Николаевича, который работал в КГБ. Но они остались в стороне в нашей беде. Семён испугался, что теперь ему тоже везде перекроют двери. И бросил меня с ребёнком и больной матерью на руках. До всех этих страшных событий мы с Семёном жили вместе, хоть и были не расписаны.

В итоге, я осталась без денег и без поддержки. Твою няню пришлось уволить. Мама не смогла пережить этих страданий, и у неё помутился рассудок. Я стала продавать за бесценок вещи, чтобы как-то выжить.

И тут снова появился Кривошеев. Он помог устроить маму в клинику и стал обеспечивать нас едой. Они вдвоём с твоим дедом уговорили меня написать заявление и отказаться от тебя в пользу твоего отца. Я понимала, что совершаю непоправимый поступок. Но выбора у меня тогда не было.

Меня раздавили и уничтожили морально. Но Кривошеев не побоялся и расписался со мной. С этого дня начались мои другие мучения. Он стал считать, что я теперь ему обязана всем. И стал издеваться надо мной, пользуясь моей беспомощностью.

Сколько раз я хотела умереть, чтобы больше не видеть и не слышать эту пьяную мерзкую скотину.

Однажды он избил меня, и я попала в больницу. Он ползал на коленях и умолял его простить. Обещал забрать маму из больницы. Тогда её состояние улучшилось, и она могла находиться дома под моим присмотром. Я поверила и сказала врачу, что меня избили на улице, когда я поздно возвращалась домой.