Лариса Королева - Объяснение в убийстве. Женский роман с мужскими комментариями

Знаете, Даша, какая интересная штука – клиническая смерть? Блаженство начинается с ног. Я переживала её дважды. Сначала холодеют ноги, потом холод поднимается выше… выше… Я слышу: «Всё бесполезно. Если не сейчас, на столе, то к вечеру умрёт». Но я ведь уже умерла! Сознание – это облако, оно парит над телом, и я с изумлением наблюдаю за тем, как врачи склонились над моим телом, этим бревном, и что-то там делают с ним. А я лечу! Долго лечу высоко в небо… Только это было не так, как рассказывают другие – чёрная дыра, а наоборот – всё блестящее, как детские новогодние шары и дождики. Великолепные колонны, всё сияет, так красиво! А облачко сознания летит… А потом такой строгий голос: «Возвращайся назад. Здесь жизни нет». И я послушалась.

А во второй раз совсем близко видела лицо умершего брата, он кричал: «Нина, не подходи близко!». В тот раз пожалела, что вернулась к жизни вновь. Хотя всегда верила: не умру. Мне отмерен свой срок. «Вы нам надоели, – сказали мне в больнице. – Неужели вы не понимаете, что никто уже не хочет вас лечить». Я понимала. Уже все оставили на моём теле по несколько автографов. Что же мне, прикрыться простынёй и на кладбище ползти? Я же машинисткой работала. Столько диссертаций на медицинские темы напечатала! Все термины знаю. А практику пришлось проходить на собственном изрезанном теле. Тереблю врачей: посмотрите мне здесь, проверьте там. А кто молчит – тот должен умереть.

Посмотреть мою карточку – так я на миллионы дефицитных лекарств съела. А кто мне их давал? Самой-то тоже купить не на что. Такая нищета! Некоторые препараты половину моей пенсии стоят. И у близких из-за меня жизнь не складывается. Муж столько лет нормально не живёт, какая я жена! Дочка с мужем развелась. Мне бы ей помогать, а не ей – мне! Перешить бы живот заново, в последний раз, да чтоб попрочней, да нервишки подлечить. Ни разу в жизни ни в санатории, ни в доме отдыха не была. Меня уже и вода, из крана капающая, раздражает.

Я подумала, что меня тоже раздражает вода, капающая из крана, и ещё – что я не выдержала бы такого. И словно угадав мои мысли, Нина Арсеньевна говорит:

– Предлагали мне всякие экстрасенсы свои услуги. Да что мне они, я такого за эти годы насмотрелась, что сама стала экстрасенсом. И у кого что болит – вижу, и кто из больных скоро умрёт – знаю, и кому долгая жизнь суждена – тоже. Вам вот жить долго, очень долго. Почти до девяноста лет.

– Не хочу до девяноста, – вздохнула я, – хватит и семидесяти пяти.

– Эх, Даша, если есть здоровье – что ж не жить-то, особенно в труде. Я и дочке говорю: положил кто камень – положи на него свой, посадил кто дерево – посади рядом своё. И сейчас, как могу, тяну своё семейство. Борщик на мясе им сварю, открою крышку, понюхаю – нельзя! А так хочется. Ем свои сухарики, слабею, голова кружится, а живу!

Я уходила от этой женщины, для которой невозможно подобрать слова утешения, под сильным впечатлением. Я не медик, и не знала, можно ли сделать так, чтобы она вернулась к нормальной жизни, и что для этого нужно: лекарства или ещё одна операция. Ничем не могла ей помочь, разве что написать об этом удивительном характере, позволяющем жить, несмотря на всю боль и желание умереть, чтобы её больше не чувствовать.

Вернулась в редакцию и сразу же пошла делиться впечатлениями о визите к Нине Арсеньевне с Черновым. Андрей сидел за столом, заваленном, как обычно, грудами бумаг, и что-то быстро строчил.

Он немного послушал меня и сказал:

– Ты не выговаривайся, а иди и пиши. Переложи все свои эмоции на бумагу, должен получиться неплохой материал.

Я перешла в свой кабинет и набрала на компьютере первые строки будущего материала, который назвала словами своей героини: «Кто молчит, тот должен умереть». Но тут позвонила подруга Лиза и начала с упрёков, что так и не дождалась меня на выходные в гости. Я сказала, что каюсь, обещаю исправиться, и тут же предложила, если она, конечно, хочет, пойти куда-нибудь попить кофе с коньяком.

Лиза хотела. И я пошла к Чернову выпрашивать пятьдесят рублей для похода в ближайшее кафе. Полтинник мне выдали незамедлительно, но Андрею явно не понравилось, что мы собрались идти в кафе уже после шести вечера. Он беспокоился, как я буду потом добираться, и предложил, чтобы по домам нас с Лизой часов в девять развёз наш редакционный водитель Юрка Шаманов. Я не возражала.

Лизка у меня красивая. Платья на работу она носит такие, в каких обычно ходят в ресторан. Её муж Руслан возражает только против чересчур глубоких вырезов, из которых буквально вываливается Лизкина роскошная грудь. С тем, что её бесконечные ноги всё равно не упрячешь, Руслан уже смирился и больше не пытается купить ей юбку подлиннее – всё равно она её урежет. Вот и сейчас она скинула чёрный кожаный плащ, повесила его на спинку стула, и осталась в чём-то безумно-сиреневом, обтягивающем её нестандартные формы, как чулок. Лиза уселась, встряхнула своими длинными чёрными волосами, закинула ногу на ногу и сказала: