Любовь Шифнер - Люди и судьбы. Очерки и рассказы

Как видим, трудно было миновать расстрела даже тем, кто уклонился от работы. И не важно по какой причине.

Юрист Ленин игнорировал судебные разбирательства и даже предлагал «Ввести расстрел за недисциплину…»

Вождь мирового пролетариата был скор на расправу не только с населением России. В работе «Привет венгерским рабочим» Ленин рекомендовал: «Будьте тверды. Если проявляются колебания среди социалистов, вчера примкнувших к вам, к диктатуре пролетариата, или среди мелкой буржуазии, подавляйте колебания беспощадно. Расстрел – вот законная участь труса на войне».

«Хотя, по инициативе т. Дзержинского после взятия Ростова и была отменена смертная казнь, но в самом начале делалась оговорка, что мы нисколько не закрываем глаза на возможность восстановления расстрелов», – отметил Ленин.

В письме в Политбюро ЦК РКП (б) Ленин подчеркнул: «Московский комитет (и т. Зелинский в том числе) уже не первый раз фактически послабляет преступникам-коммунистам, коих надо вешать»

Изучив проект вводного закона к уголовному кодексу РСФСР, Ленин написал в мае 1922 года примечательное письмо Д. И. Курскому:

«т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополнительного параграфа Уголовного кодекса… Основная мысль, надеюсь, ясна, несмотря на все недостатки черняка открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически – узкое) положение, мотивирующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пределы.

Суд должен не устранить террор; обещать это было бы самообманом или обманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас. Формулировать надо как можно шире, ибо только революционное правосознание и революционная совесть поставят условия применения на деле, более или менее широкого.

С коммунистическим приветом Ленин».

Соратники Ленина охотно поддерживали политику террора. Неслучайно появилось постановление Совета

рабоче-крестьянской обороны от 15 февраля 1919 года: «…взять заложников из крестьян с тем, что, если расчистка снега не будет произведена, они будут расстреляны» (Декреты Советской власти Т. 4. М., 1968. С. 627).

Товарищ Сталин оказался прилежным учеником Ильича и успешно продолжил его дело в том же жестоком виде. Ещё в двадцатых годах Сталин написал: «Компартия – своего рода орден меченосцев внутри государства советского, направляющий органы последнего и одухотворяющий их деятельность».

Наряду с террором в большевистской России использовались и другие способы прессования непокорных граждан.

Голод был одним из таких действенных вариантов.

«Большевики запретили ввоз провизии в Петроград, солдаты караулили на всех железнодорожных станциях и отнимали все, что привозили. Рынки подвергались разгромам и обыскам; арестовывали продающих и покупающих», – вспоминала фрейлина императрицы А. Вырубова.

Сами вожди пролетариата не голодали. «…Красной кетовой икры было в изобилии… Этой неизменной икрой окрашены не в моей только памяти первые годы революции», – рассказывала Н. Седова – жена Троцкого.

C 1921 по 1923 года от голода страдало население 35 губерний. Исследуя причины голода в России, Роберт Конквест написал книгу «Террор Голодом, в которой сделал неутешительный вывод, что «Страшный голод 1921 г. произошёл не потому, что кто-то принял решение уничтожить крестьян таким методом. Утверждать, что он произошёл стихийно, тоже неверно. Погода была плохой, но уж не настолько, чтобы вызвать подобное бедствие. Главным фактором голода был метод Советского правительства добывать хлеб с помощью реквизиции».

Даже сегодня трудно обнаружить истинные цифры размаха красного террора в России.

«Во множестве расстреливаемые, и топимые целыми баржами, заложники и пленные: офицеры – были русские, дворяне – большей частью русские, священники – русские, земцы – русские, и пойманные в лесах крестьяне, не идущие в Красную армию, – русские. И та высоко духовная, анти-анти-семитская русская интеллигенция – теперь и она нашла свои подвалы и смертную судьбу. И если бы можно было сейчас восстановить, начиная с сентября 1918, именные списки расстрелянных и утопленных в первые годы советской власти и свести их в статистические таблицы – мы были бы поражены, насколько в этих таблицах Революция не проявила бы своего интернационального характера – но антиславянский. (Как, впрочем, и грезили Маркс с Энгельсом.) Вот э т о – т о и вдавило жестокую печать в лик революции – в то, что больше всего и определяет революцию: кого она уничтожала, – безвозвратно, непоправимо уводя убитых и из этой грязной революции, и из этой обречённой страны, из состава этого заблуженного народа. В этом-то духе еврейскому народу и следует отвечать за своих революционных головорезов, и за готовые шеренги, пошедшие к ним на службу. Не перед другими народами отвечать, а перед собой и перед своим сознанием, перед Богом», – рассуждал Александр Солженицын в своей книге «200 лет вместе».