Наталья Криммер - Осенняя история

Я наслаждалась этими прогулками и тем, как мне с ним легко и интересно. А он говорил мне, что я вдыхаю в него новые творческие силы, и он открывает в себе возможности, которых раньше не чувствовал и даже не предполагал об их существовании.

В этот же период Стас предложил, сделать с меня скульптурный набросок. Предложил очень осторожно, почти издалека, как будто боялся спугнуть и что-то нарушить в наших доверительных отношениях. Боялся зря, я сама ему помогла.

– Хочешь попробовать? Давай попробуем. Ты же когда со мной знакомился, так и сказал: «мне бы было интересно с Вами поработать». Так давай поработаем.

Он предупредил, что позировать придётся стоя, скорее всего с поднятыми руками, так он видел эту фигурку, а это довольно тяжело.

– Ну, тяжело, что делать. Как говорят, искусство требует жертв, значит, принесём ему эту жертву, – уверенно ответила я.

Стас был удивлён и растроган. Когда мы начали работать, я говорю, «мы начали работать», а не он, говорю абсолютно осознанно, потому что это действительно совместная работа. Так вот, когда мы начали работать, он относился ко мне, по-моему, ещё бережнее, чем всегда. Старался, чтобы больше пяти минут я не стояла, постоянно спрашивал, не устала ли, не дует ли, таскал кофе. В общем, заботился, как мог.

Должна сказать, что это действительно тяжелая работа. Я думаю, когда профессиональные натурщики позируют художникам, это ещё сложнее. Меня «держал» его восторженный и влюбленный взгляд, я в этом взгляде купалась. И, наверное, именно он придавал сил и уверенности. Мне казалось, что на моей коже крем, принесённый Маргарите Азазелло, и я могу всё.

Наш союз был таким самодостаточным, что нам не хотелось никого даже близко к себе подпускать. И Стас сознательно отвергал любые даже дружеские посягательства на «нашу территорию». Потом, он мне говорил, что ни с кем не хотел меня делить. Жутко ревновал, хотя сам себе боялся в этом признаться. Считал, что ревность, это состояние унизительное и не для «птицы высокого полета», коей он себя называл, называл вроде бы в шутку, но как принято считать – «в каждой шутке есть доля правды».

На самом деле поводов для ревности я не подавала. Но, несмотря на это, если хоть минута моего внимания вдруг случайно доставалась кому-то другому, Стасом это расценивалось как личное оскорбление.

Так прошли несколько месяцев, пожалуй, самых счастливых и беззаботных в моей, тогда ещё совсем недолгой, жизни.

– Стас, ты мне снишься. И не сказать, что я часто о тебе думаю. Просто снишься. Как-то само собой приходишь во сне. Мы общаемся, ходим по выставкам, как раньше. И словно не было этих лет, проведённых вдали друг от друга. Наверное, всё-таки думаю о тебе, но даже себе не признаюсь. А во сне же не будешь самой себе врать.

Я сидела на стуле у кровати и держала его за руку. И какая же холодная, безжизненная и слабая была эта рука. Слабая! Я сама не могла поверить, если бы кто-то упрекнул Стаса в проявлении слабости, а сейчас… Я гладила его руку и шептала свои признания. Такая киношная, мелодраматическая мизансцена: он в коме, она страдает и пытается всеми силами достать его с того света. Ещё мгновение, он откроет глаза и скажет: «любимая я вернулся». Чушь! Жизнь, это совсем другая штука, но ведь бывают же и в жизни чудеса. И ожидая этих чудес, я говорила и говорила:

– Знаешь, мне тебя не хватает. Не хватает твоих сумасшедших идей и творческих порывов, не хватает твоего необузданного нрава и часто эксцентрических проявлений. Я скучаю по тебе, Стас! И ты скучаешь по мне. Я это точно знаю.

«Господи! что это?! – я почувствовала, что Стас сжал мою руку. – Да нет, этого не может быть! Мне показалось. Моя дурацкая режиссёрская натура, вечно я что-то придумаю. А может, не показалось? Может…». Дверь скрипнула в палату вошла Лариса Константиновна.

– Ну как вы? – как-то не по врачебному, спросила она.

– Мы, – я поймала себя на том, что впервые за много лет подумала о нас – не он и я, а мы. – Мы, да всё, как было. Только мне сейчас показалось, что он меня слышит.

– Наташа, мы многого не знаем. Когда человек в таком состоянии, он может и слышать и чувствовать. Недаром, он так хотел, чтобы Вы были здесь.

Лариса вышла, а я осталась выполнять свою спасательную функцию. Я вдруг почувствовала, как я ему нужна и утвердилась в посетившей меня недавно мысли: «если не я, то кто же?».

Стас пришёл в себя. Произошло это как-то просто, как будто проснулся. Вдруг открыл глаза, увидел меня и тихо спросил: