Наталья Криммер - Осенняя история

– Где он? – тихо спросила я, спросила почти беззвучно, голос не слушался, но она услышала, ответила.

– В госпитале военном, в неврологии в реанимации. Его готовят к операции. Туда не пускают, но доктор сказала, что тебя должны пустить.

Ничего то не стоит наша, так называемая уверенность в завтрашнем дне. Мы думаем, что хотя бы что-то мы решаем сами за себя, но это оказывается совершенной иллюзией. Ещё несколько часов назад мне казалось, что я хорошо знаю, что ждёт меня завтра. Но мои обыкновенные житейские планы разрушились, не начав осуществляться. В мой дом постучалась беда, чужая беда. А может быть и не чужая.

Я вышла на балкон. Дождь закончился и воздух был наполнен такой упоительной. душистой прохладой, что захотелось вдохнуть его, как можно больше и задержать в себе, чтобы подольше осталось это ощущение предутренней свежести и легкости. Но воздухом впрок не запасешься. Да и тешить себя надеждой, что ночь длинная и за это время может что-то измениться, как-то не приходилось. Тем более, глядя на небо, становилось понятно, что рассветет уже очень скоро.

Нужно, что-то решать. А, что собственно, я могу решить. Нужно ехать в больницу…. А нужно ли? Столько лет прошло… Мы не виделись… Разговаривали по телефону несколько раз, но это были какие-то поздравления с праздником или что-то ещё. Да нет, не стоит врать самой себе, всё, что говорила Яна, совершенно правильно. Он действительно никогда не забывал меня. И действительно жил с ней, а думал обо мне… Несколько телефонных звонков… Что это были за звонки. Чего они стоили такому гордому, своенравному человеку! Каждый звонок мог полностью изменить его жизнь, он был к этому готов. А я сгорела. И каждый его «подвиг» вызывал, какой-то синтез не самых достойных эмоций. Сначала злорадства и самодовольства. Потом и это прошло. Стало безразлично и немного жаль… его. Не знаю, может, и себя…

Сейчас в памяти всплыл один подобный разговор. Мы с Никитой тогда только поженились, обустраивали квартиру, сделали ремонт. Всё новое, красивое, пахнущее свежестью и надеждами. Я впервые почувствовала себя хозяйкой дома, которая должна содержать всё в чистоте, готовить обед и тому подобное. Нельзя сказать, что мне кто-то делегировал эти обязанности, мне просто самой хотелось быть идеальной женой и хорошей хозяйкой. Никита нисколько не возражал и всегда во мне подобные стремления поощрял и культивировал: хвалил, восхищался моими кулинарными успехами, радовался вместе со мной. В тот день я задумала сделать генеральную уборку: пропылесосила ковры, смахнула пыль, протерла пол. Телефонный звонок отвлёк меня от чистки зеркала. Зеркало было старинное – в полный рост, я вытирала зеркальную поверхность и, как бы невзначай, любовалась своим отражением. Телефон уже минуту настойчиво звонил, когда я наконец соблаговолила ответить на вызов.

– Алё, – мурлыкнула я.

Телефон был городской, определителя номера у нас не было и знать заранее чей голос услышу я не могла. Хотя, почему-то забеспокоилась, снимая трубку.

– Здравствуйте, девушка! – довольно бодро поздоровался Стас, – я уж подумал, что тебя дома нет, так долго не отвечала.

– Нет, я дома, – улыбнулась я своему отражению, – просто немного занята, – ответила я и в подтверждение своих слов потёрла и так уже чистое зеркало.

– Занята? – переспросил Стас, – или разговаривать не хочешь?

– Почему же не хочу? – в свою очередь переспросила я и, довольно официальным тоном, сказала: – очень рада тебя слышать.

– А я хочу тебя не только слышать, но и видеть, – сказал Стас и вдруг совершенно нетипично для себя продолжил, – я соскучился.

«Соскучился он! – мстительно подумала я, – тоже мне скучальщик нашёлся». Поскольку вслух я ничего не сказала, моему собеседнику пришлось самому продолжить разговор.

– Я сейчас в московской мастерской, может быть, найдёшь время, заедешь повидаться.

– Нет, я, к сожалению, действительно не смогу, очень занята, – я снова потёрла зеркало, как будто самой себе хотела продемонстрировать, как чудовищно я занята.

Стас ещё немного поуговаривал, потом поняв, что никакого положительного решения не добьётся, бросил это бесперспективное занятие и распрощался.

А я, положив трубку, осталась сидеть перед зеркалом с довольно насмешливым и самодовольным выражением лица. Сейчас, спустя много лет, почему-то за это самодовольство и насмешку, мне запоздало стало стыдно.

«Глупости, – увещевала я себя, – в больницу съезжу и это дурацкое неудобство пройдёт. Или всё-таки не ехать? – продолжала я сомневаться, – забыть про её звонок. Отключить городской телефон, убедить себя, что вся эта история мне приснилась». Я, с надеждой, теребила какие-то глубинные струнки моего характера, пытаясь за что-то зацепиться, но нужных «крючочков» не нашла, поняла, что наверняка поеду и пошла варить кофе.