Ида Мартин - Время. Ветер. Вода

Незнакомец оказался совсем молодым, от силы лет двадцати. С двумя черными, словно боевой раскрас индейцев, полосами на скулах, черным шариком пирсинга под нижней губой, небольшими закрытыми тоннелями в ушах и поразительно яркими голубыми глазами. Черная косая челка закрывала половину лица, а виски и другая часть головы до самого затылка были очень коротко острижены.

Одет он был тоже во все черное: от кожаной куртки до тяжелых шнурованных ботинок.

– Знаешь код? – повторил парень, спокойно выждав, пока я закончу его разглядывать. – Или, может, ключ есть?

– Я здесь не живу, – неожиданно выдала я, одновременно пытаясь сообразить, бывают ли маньяки неформалами.

Ничего не ответив, он подошел к двери и принялся нажимать кнопки домофона.

И тут со стороны третьего подъезда раздался пронзительный свист.

– Эй, жирная, иди сюда, – Дубенко помахал рукой.

Я не ответила, и Дубенко снова крикнул:

– Кому сказали! Оглохла? Бегом сюда!

Вся троица поднялась и медленно двинулась в мою сторону.

Парень в черном резко дернул дверь, и она, оторвавшись от сдерживающего ее магнита, распахнулась. Кивком головы он позвал проходить.

Решение я приняла за долю секунды, кинулась следом за ним, влетела в подъезд, и, крепко ухватившись за ручку двери, изо всех сил притянула ее к магниту. Эхо от удара металла о металл гулко прокатилось по подъезду.

Парень неторопливо поднялся по лестнице, затем вдруг остановился и озадаченно оглядел меня:

– Почему «жирная»?

Не зная, что ответить, я просто развела руками.

– Хочешь, идем ко мне?

Я испуганно затрясла головой, готовясь в любой момент рвануть обратно на улицу.

Он пожал одним плечом и быстро побежал наверх, а я к своей квартире на первом этаже.

Мама родила меня в сорок один. Папа преподавал в университете, а она училась у него. Они поженились, как только мама защитила диплом, однако завести детей у них не получалось очень долго.

Но потом, когда появились новые медицинские возможности, мама все-таки забеременела, и врачи принялись ее пугать, что из-за такого возраста ребенок может получиться с физическими отклонениями или какими-нибудь психическими болезнями. Мама очень переживала, но все равно решилась рожать. Вот только носила она меня всего шесть с половиной месяцев, а потом у нее случились преждевременные роды, и ей сказали, чтобы она не надеялась, что я выживу.

Родители назвали меня Витой, пока я лежала в инкубаторе, считая, что тем самым программируют на жизнь. Неизвестно, помогло ли это, но я выжила. И хотя вскоре стало ясно, что я вполне обыкновенная и здоровая, мама уже никак не могла успокоиться и прекратить за меня бояться.

Ей постоянно казалось, что я заболею, выпаду из окна или утону. Что меня похитят с детской площадки или собьет машина. И чем старше я становилась, тем старательнее она ограждала меня от всего, что могло представлять хоть малейшую опасность. Сидела со мной дома и следила, чтобы «все было в порядке». А когда я вдруг начала резко худеть, запаниковала, решив, что я чуть ли не при смерти, и категорически отказывалась верить врачу, что у подростков такое часто бывает из-за гормонов и быстрой перестройки организма.

Вот тогда-то уже и подключился папа. Прилично устав от маминых нервов и фантазий, он потребовал, чтобы она пошла к психологу и привела свою нервную систему в порядок. И маме пришлось послушаться, потому что если папа принимал серьезное решение, то переубедить его не могла даже она.

С тех пор обстановка в нашей семье стала меняться. Мама прекратила ходить за мной к школе и встречала лишь у подъезда, а позже, еще немного успокоившись, стала ждать, стоя у окна. Она больше не спрашивала каждый день о том, что у меня болит, и старалась больше времени посвящать работе.

Дома мама занималась тем, что писала литературоведческие статьи для разных бумажных и электронных журналов, однако психолог сказала, что в ее возрасте для человека с кандидатской степенью жизнь только начинается, и папа был полностью с ней согласен. Поэтому в прошлом году мама вернулась преподавать в тот же институт, где работал и он. Они оба специализировались на зарубежной литературе девятнадцатого века, и, когда папу в третий раз пригласили читать лекции в американском университете, маме предложили поехать туда с ним.

Родители долго обсуждали эту тему, и я знала, что маме очень хочется в Америку, но оставить меня было не с кем, и она собиралась отказаться. Тогда я сама пришла к ней и сказала, что если она думает, будто я не смогу самостоятельно прожить какие-то четыре недели, то сильно ошибается. Ведь мне же уже шестнадцать, и это серьезный возраст. Примерно столько было Татьяне Лариной, Софье Фамусовой, Бедной Лизе, Джейн Эйр, Эсмеральде и Скарлетт О’Хара, а Наташе Ростовой и того меньше. Мама ответила, что судьба многих из этих девушек отнюдь