«Что же мы тогда пели-то? Вот Анечку бы сюда, она бы вспомнила: у неё память хорошая», – думал Иван Ильич.
«Ему миссию такую доверили, а он!..» – неподдельно рыдал Анти-Иван.
«Ты, кстати, не помнишь? Как же эта песня-то начиналась?»
«Я с ренегатами не разговариваю», – ответил Анти-Иван.
«Да без тебя обойдусь… Над полями да над чистыми месяц птицею летит … А как же дальше там было?»
« И серебряными искрами поле ровное блестит ! – протараторил Анти-Иван. – Неужели так трудно вспомнить?!»
«Точно! Ты смотри, вспомнил, молодец!» – обрадовался Иван Ильич.
«Не подлизывайся».
«А дальше как?»
«А вот не скажу! Знаю, а не скажу. Свою память надо иметь, а то привык на мне выезжать», – справедливо заметил Анти-Иван.
«Когда это я на тебе выезжал?»
«А кто тебе всегда на экзаменах и зачётах подсказывал, когда ты вместо того, чтобы закон Био-Савара-Лапласа штудировать или формулу Рэлея-Джинса выводить, с Анной Михайловной в кино ходил, а потом всю ночь гулял с ней по набережной и белыми ночами любовался?»
«Так это ты был? Умница! Спасибо тебе».
«Пожалуйста», – всё ещё обижался Анти-Иван.
«Как давно это было, даже не верится, что было… Ну, дружней, звончей, бубенчики, заливные голоса … Вот хоть убей, а не помню дальше!»
« Эх ты, удаль молодецкая, эх ты девичья краса ! В последний раз подсказываю, неуч», – заявил Анти-Иван.
«Да ладно тебе, не бухти. А помнишь ту украинскую песню, которую всегда следом пели, когда все уже выдыхались?»
« Реве та стогне Днипр широкий, сердитий витер завива …»
* * *
Шмульзон Сергей Николаевич сидел на подоконнике открытого окна и курил. Вошёл санитар.
– Сергей Николаевич, там этот больной, ну который вчера тут буянил, песни поёт. И даже не по-русски.
– Ну и что?
– Так, может, это – укольчик?
Из парка раздавалось довольно-таки умелое пение в исполнении Ивана Ильича. Казалось, что подпевал ещё кто-то, а может это просто ветер так разносил звук по округе:
Додолу верби гне високи,
Горами хвилю пидийма.
И потом ещё:
Чёрный ворон, чёрный ворон,
Что ты вьёшься надо мной?
Ты добычи не дождёшься,
Чёрный ворон, я не твой!
Иван Ильич так распелся, что заглушил пение птиц, которые сначала озадаченно замолчали, а потом начали подпевать ему в качестве музыкального сопровождения, а какая-то птичка в конце каждого куплета исполняла очень красивую аранжировку.
Одну песню вредный Анти-Иван отказался ему подсказать, поэтому Иван Ильич её основательно переврал, хотя когда-то помнил точнее:
Сакварис сафлавс ведзебди,
Вер внакхе дакаргулико.
Долго я томился и страдал.
Где же ты, моя Сулико?
– «Сада кхар, кхемо Сулико», – подпевал Шмульзон. Он помнил эту песню ещё с того времени, когда был пионером.
– Так что, Сергей Николаевич, может, укольчик ему, а? – переминался с ноги на ногу санитар.
– Не надо. Пусть поёт. Раз поёт, значит хорошо ему и без наших укольчиков, – сказал психиатр, выпустив длинную струю дыма. – И вообще, как тут не петь? Ты посмотри, какая красота вокруг. Истинная благодать!..
Горская Н. В.
Что значит имя? Роза пахнет розой, хоть розой назови её, хоть нет. (Шекспир, «Ромео и Джульетта», акт 2, сцена II, пер. Б. Пастернака)
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу